– Как скажешь. – Я распахиваю дверь, но не могу сдержаться и не уколоть еще разок: – Хорошего вечера. Надеюсь, он стоит твоего времени.
Затем разворачиваюсь и ухожу к машине, игнорируя возмущение Вонн и ругательства, которыми сыпет УУ.
На лице Тая написано беспокойство, и одно это заставляет меня зарычать.
– Все в порядке? – спрашивает он.
– Она занята, – бросаю я. – Поехали.
– Куда?
Я уже тянусь за телефоном и пролистываю контакты, пока не нахожу номер идеального компаньона на сегодняшний вечер.
– Эй, Люк, не хочешь ли хорошенько накидаться?
– Всегда готов, – слышится в трубке бодрый ответ.
Даже если он и удивлен моему звонку, то не подает вида.
– Поехали в «Зе Хед»? А потом завалимся ко мне.
– Отличный план, братишка. Буду через двадцать минут.
Тай недовольно качает головой, но тут же останавливается – ему платят за то, чтобы он меня охранял, а не спорил. Парадоксальным образом от этого мне становится еще хуже. В моей жизни вообще есть хоть кто-то, кому я не плачу́?
– Женщины – это сложно, – говорит он.
– У тебя никого нет, Тай.
– Потому что женщины – это сложно.
Даже не знаю, что меня больше бесит – что у нее свидание с этим придурком или что она не возразила, когда он сказал, что она встречается со мной только ради денег. Что с ней? Она не понимает, сколько девушек пошли бы на преступление, лишь бы быть со мной? Я мог бы выдать адрес клуба в сети, и мои фанатки сровняли бы его с землей в стремлении хотя бы пальцем ко мне прикоснуться.
К тому моменту, когда мы подъезжаем к клубу, я ввожу себя в состояние праведного гнева. Тай тормозит и останавливает машину:
– Скажу менеджеру, что ты приехал.
– Не стоит, зайду так.
Мне нужно… что-то. Доза лести и восхищения.
Тай хмурится:
– Это слишком опасно.
Но, как любой хороший сотрудник, он знает пределы дозволенного. Он не говорит мне «нет», потому что это не в его компетенции. Я выскакиваю из машины и громко хлопаю дверью. Тай разражается потоком ругательств, но быстро присоединяется ко мне. Поначалу меня никто не замечает, но чем дальше я продвигаюсь, тем громче становится перешептывание, и наконец оно превращается в гвалт.
«Это что, Окли Форд? Черт побери, реально Окли Форд! Надо с ним сфотографироваться. Позовите его кто-нибудь! Окли! Окли! Окли!»
Ко мне тянутся руки. Какие-то девушки начинают прыгать через веревочные заграждения.
О чем я вообще думал?
Я ускоряю шаг, но затем понимаю, что просто не дойду до клуба, если не сделаю для них хоть что-нибудь, поэтому останавливаюсь, поворачиваюсь и машу им рукой:
– Я иду в клуб. Встретимся внутри!
Толпа бросается ко мне, Тай хватает меня за руку и затаскивает внутрь.
– Ну ладно, это было не слишком-то умно, – соглашаюсь я, запуская руку в волосы.
Тай отводит взгляд, явно раздраженный необходимостью разгребать проблемы, порожденные моей любовью к различным выходкам. Раздумываю, не сообщить ли ему о том, что проблемы только начинаются, потому что сегодня я планирую хорошенько надраться.
Но нет, пожалуй, не стоит. Скоро сам узнает.
ОНА
– И что, он может ни с того ни с сего заявиться к тебе домой и трахнуть тебя?
Мы стоим в гостиной и смотрим друг на друга. Окли ушел несколько минут назад. Лицо УУ приобрело пугающий багровый оттенок, и вена у него на лбу пульсирует так сильно, как будто сейчас лопнет.
Стоило бы сказать ему, чтобы он не орал, потому что мы не одни в доме, но я не могу выдавить ни слова. Я до сих пор в каком-то ступоре. Зачем Окли приезжал? Как я допустила, чтобы они с УУ поругались?
– Отвечай!
Я вздрагиваю от его окрика. Затем тяжело вздыхаю и смотрю ему в глаза:
– Я не занимаюсь с ним сексом.
– Тогда зачем он явился? И часто он так заходит? – с горечью спрашивает УУ.
– Никогда. Вернее, был один раз, но тогда было собрание пиар-команды, целая толпа народа. А просто так он никогда не приходил. – Я снова вздыхаю. – Слушай, понятия не имею, что Оку было нужно, но…
– О, так ты теперь называешь его Ок? Это прописано у тебя в контракте?
Я даже этого не заметила.
– Нет, но… – Господи, как это вообще объяснить? – Просто все его так называют.
– Это что, для тебя развлечение? – рычит УУ.
– Нет, конечно.
– Что ты ему обо мне говорила?
Меня удивляет этот вопрос.
– Ничего. Мы обычно о тебе не говорим.
В его глазах вспыхивает ярость.
– То есть ты делаешь вид, что меня не существует? Что у тебя никого нет? Вот, значит, чем ты занимаешься, когда фотографов нет поблизости? Ты что, меня стыдишься?
Да что же это такое! Мне хочется закричать и не умолкать, пока не охрипну. Все мои слова он выворачивает по-своему. Если я о нем не говорю, значит, забыла, а если говорю – то предала.
– А о чем вы тогда говорите? – сердится УУ.
– Ну, о всяких глупостях, – выпаливаю я.
– Например?
– Я не знаю. О музыке. О его родителях. О моих родителях.