Это по-настоящему

Он выбирается из бассейна и, весь мокрый, садится рядом со мной. Я бросаю ему полотенце, чтобы он прикрылся – его идеальная фигура слишком отвлекает.

Но он вытирает им волосы, небрежно проводит по груди и затем бросает куда-то себе за спину.

– Ну давай, – упрашивает он. – Расскажи, что тебя беспокоит.

– Ты об этом тоже напишешь песню? – спрашиваю я, начиная подозревать, что вся его музыка о нем самом, своего рода исповедь. Это невероятная, захватывающая дух смелость.

– Может быть, – он склоняет голову набок, – но в том-то и состоит риск отношений с музыкантами.

Хм. Так я об этом не думала. Но я почему-то ему доверяю. Не хочется думать, что он может написать песню, которая бы меня задела или унизила.

Я смотрю на небо.

– Летом два года назад не стало моих родителей, – тихо говорю я. – Папа повел маму в ресторан. Они возвращались из «Чизкейк Фэктори» – это было ее любимое место. Она обожала их мясной рулет. – Я качаю головой, вспомнив об этом. – Но что-то случилось, и отец потерял управление. Они врезались в бетонное ограждение и погибли на месте. – Меня снова охватывает грусть, и я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. – Я не собиралась заканчивать школу экстерном, но отец хотел, чтобы я так сделала. Он говорил, что если я закончу школу раньше, то у меня будет целый свободный год перед университетом и я могла бы путешествовать налегке по Европе, познавать жизнь.

– И что, ты поехала?

– Нет. В итоге я действительно закончила школу экстерном, но только для того, чтобы помогать Пейсли. И потом… после их смерти я уже не хотела ехать в Европу. Мне было… – Я умолкаю.

– Что?

Я вздыхаю:

– Страшно. Мне кажется, я вообще боюсь жизни. Поэтому я так долго встречалась с УУ – хотя, наверное, мы уже очень давно друг друга не любили. Поэтому согласилась на подставную историю с тобой. Я хорошо умею делать вид – а вот с реальностью у меня проблемы. Все вокруг знают, чего хотят от жизни. Керри собирается поступать в Беркли, чтобы стать юристом, как ее мама. Джастин хочет учиться в Калифорнийском университете на финансиста. Кики будет косметологом. Поэтому я всем говорю, что хочу стать учительницей, как мама и папа, а раз уж УУ поступил в университет Южной Калифорнии, я подумала, что тоже могу там учиться.

– Непохоже, чтобы что-то из этого тебя увлекало.

– Мои родители жили сегодняшним днем. Но я хотела придумать долгосрочный план на будущее. Ты говорил, что я не должна останавливаться. Что должна делать что хочу. Но я не знаю, чего хочу. Я знаю только то, чего не хочу.

– Стартовая точка ничуть не хуже других.

– Разве? – Я смотрю ему в глаза. Он протягивает руку, преодолевая расстояние между шезлонгами, и проводит большим пальцем по моей мокрой щеке.

– Конечно. – Его ладонь нежно касается моей щеки. – Конечно.

Из моих глаз выкатываются слезы. Я наблюдаю, как они падают ему в ладонь, а потом соленая влага катится по его запястью и предплечью. Но это его не пугает. Он подвигается ко мне поближе – железные ножки его шезлонга скребут по настилу.

– Когда ты решил, что хочешь стать музыкантом?

– В четыре. Или, может быть, в пять? Иногда мне кажется, что я с рождения это знал. Родители боялись, что я захочу пойти по их стопам, но я с детства любил музыку и рассказывал истории с помощью песен. Мне нравилось, как мой голос взлетает и формирует мелодию. Я всегда хотел заниматься только этим.

– В Лос-Анджелесе полно людей с призванием, – я поднимаю руку и касаюсь его ладони. – Все приезжают сюда за своими мечтами. Мне не нужны чужие мечты. Но хорошо бы иметь хоть какую-то.

– Может, она у тебя уже есть, просто ты ее боишься.

– Может быть.

Я смотрю вниз, на свои руки и размышляю о вещах, которые меня трогают: семья, кулинария, рисование. Можно ли этим зарабатывать? Может быть, в этом и есть мое будущее?

Окли протягивает руки, поднимает меня с моего шезлонга и пересаживает на свой.

– Если бы у тебя было сколько угодно денег, что бы ты делала?

– Путешествовала бы. Изучала мир, – тут же вырывается у меня.

– Значит, это тебе и нужно.

– УУ считал, что это чушь.

Окли ворчит, и я чувствую, как от этого вибрирует его грудь.

– Ты прекрасно знаешь, какого я мнения об УУ. Тебе без него гораздо лучше. Хорошо, что ты его бросила.

Окли сердится, и в его голосе звучит ревность. И это совершенно восхитительно.

– Хм, это он меня бросил вообще-то.

– Просто он предчувствовал, что будет потом.

– И что же? – Я наклоняюсь и смотрю на него, ожидая, что сейчас он может отпустить какую-нибудь дурацкую шуточку в духе «а потом буду я».

– Он знал, что ты просто тянешь время и когда-нибудь поймешь, что достойна большего. – Он пожимает плечами. – Кроме того, возможно, у него просто маленький член и он пытался это компенсировать.

Я закатываю глаза. Почему парни вечно этим меряются?

– Ну откуда мне знать?!

Окли хмурится:

– Вы что, никогда… – Он делает несколько движений кулаком.

– Что это значит? – хохочу я. – Ты про секс? Нет, мы с ним не занимались сексом.

Окли округляет глаза:

– И ты даже ни разу не трогала содержимое его штанов?

– Окли Форд, ты что, хочешь знать в подробностях, чем я занималась с УУ?