Как там говорил Герант? «Стоишь как пень и не можешь глаз оторвать, и голова пустая и звонкая, как котёл…» Вот именно: пустая и звонкая, и ни одной мысли, только восхищение и исступлённое желание пережить снова те же чувства, те же ощущения. И где-то на границе сознания, между сном и явью, пульсировала мысль: «Никогда больше не буду связываться… Наверное».
Герант вдруг выгнулся и громко застонал. Вельскуд, очнувшись, едва успел подхватить его голову. Виновато глянул в сторону Гарам. Одним прыжком оказавшись рядом, она опустилась сверху на обмякшее тело Геранта подобно опавшему осеннему листу, окутала его собой. На мгновение показалось, что она растворилась в нём. Сморгнув, Вельскуд наблюдал крепкие объятия. Гарам отпрянула — Герант глубоко вздохнул.
Что-то случилось в этот миг, какая-то тайна. Но тогда это не вызвало ни удивления, ни недовольства, словно всё происходило так, как должно. Наверное, так оно и было. Вельскуд спокойно и отрешённо наблюдал за всем, словно со стороны, чувствуя, что в нём, в том, который сейчас сидел на каменном холодном полу пещеры, формируется некий тёплый шар. Шар отделяется от него, плывёт по пещере. И он вроде бы даже увидел его — этот небольшой яркий сгусток неведомого. Шар покачался в воздухе немного, словно не знал, куда ему двинуться, сомневаясь. Повинуясь лёгкому взмаху изящной руки, опал на грудь раненого и, рассыпавшись на тысячи бликов, пропал, оставив после себя мягкий шуршащий звук. И тот сошёл на нет, в свою очередь. Вельскуд тряхнул головой, моргнул, просыпаясь. Гарам сидела рядом, за спиной, и держала его за плечи. Он чувствовал её теплое дыхание у своей шеи.
— Что это было? — вопрос возник прежде, чем пришло осознание, что он лишний и неуместный.
Гарам ничего не ответила, слабо улыбнулась и вздохнула тяжело. Вельскуд видел, насколько серым и измученным стало её лицо. Она склонилась над Герантом, погладила его лоб и отошла к стене, где спутница поспешно расстелила ей несколько шкур. Там она и рухнула и не издала больше ни звука. Фарра велела оставить Геранта на месте, только укрыть теплее и не беспокоиться, и, натянув на голову покров, покинула пещеру.
Они остались вдвоём… Почти.
Вельскуд смотрел на человека, внезапно ворвавшегося в его жизнь и ставшего чуть ли не средоточием всех его мыслей и стремлений. Нет, он никому и никогда в жизни не признался бы, что кто-то настолько быстро и так властно поселился в его сердце, отодвинув в сторону даже его самого. Он и себе боялся в этом признаться. Причём сам Герант, очевидно, не прикладывал к этому никаких усилий и даже этого не заметил.
Теперь он спал. Тихо. Безмятежность, свойственная ему, стала словно бы глубже, проявилась как выражение полного покоя и уверенности в благополучном исходе чего бы то ни было и что бы ни случилось. На лице не было страха, только лёгкое выражение печали вдруг проявилось в уголках губ, на миг опустившихся под впечатлением какого-то неведомого видения. Какие картины тревожили светлый ум?
Вельскуд наклонился ближе, словно желал подслушать сон. Едва слышное дыхание коснулось щеки. Он перевёл дух и выпрямился, в который раз поймав себя на страхе — перестать слышать эти лёгкие вдохи и выдохи.
Несмотря на безмятежность, Герант выглядел изнурённым. Это совсем не бросалось в глаза, когда он двигался, говорил или смеялся, а спящим его Вельскуд до сих пор никогда не наблюдал. Теперь же было заметно, как усталость проступает мелкой сеточкой морщин на юном лице; как горестно то и дело опускаются уголки губ, отвечая то ли видениям, тревожившим спящее сознание, то ли общей усталости тела и души.
Внезапно защемило сердце, вызвав воспоминание о красивом женском лице, склонившемся к камину, в те мгновения, когда она забывала о том, что за ней наблюдают. Тогда пламя отражалось в прозрачных, как горное озеро, глазах, и румянило бледные щёки, и радость сменялась мимолётной грустью. Маленький мальчик, откликаясь сердцем, думал, что это просто грусть, и не видел, как несчастье тяготило хрупкие плечи.
Видения легко окутали его сознание, едва он отпустил концентрацию. Мысли текли плавно, убаюкивали, увлекали. Картины текущего переплетались с минувшим, пройденным и пережитым, родили размышления обо всём и обо всех вперемешку.
Жизнь Геранта была наполнена каким-то неведомым смыслом, он шёл к какой-то непонятной цели; он вписывался в любой сюжет, в любую обстановку; он словно бы всегда был здесь и сейчас, всегда чутко и верно реагировал на любое изменение. Как будто не было никакого вчера, Герант возник за мгновение, потому что кто-то нуждался в нём, и всегда был готов откликнуться на зов.
Эта потрясающая способность…