Это просто сон (СИ)

Реакция Геранта погрузили её разум в смятение, и ей вдруг стало нестерпимо стыдно. Недавние намерения и слова показались неуместным и ненужным вмешательством в чужое личное пространство. Личное пространство того, кого она считала давним другом и хорошим знакомым. И это так и было! Но сейчас ей вдруг пришла в голову мысль, что говорит она с существом куда более древним, чем она сама. С существом, которое гораздо старше и мудрее её, и дальновидней, с творением самой Богини! С созданием, способным видеть дальше и знать больше, чем дано ей. Даже если она, Гарам, и воспользуется даром предвидения, знания её все равно будут ограничены земными образами и понятиями. Способность видеть сны Богини Альтеи делала её, как и многих её соплеменников, всего лишь приёмниками и дешифраторами намёков и символов, но не ставила на один уровень с теми, кто знал. Какую судьбу она могла открыть Древнему Дракону, что сказать из того, чего мог не ведать он, даже пребывая в тесном для него человеческом теле, сражаясь с оковами человеческого разума, скреплявшими мощный и великий дух в тесной каморке с узким подслеповатым окошком? Разума, который может едва лишь оценить случающееся здесь и сейчас и вовсе не способен понять то, что стоит за гранью видимого? Но следовало завершить начатое, и она тихо продолжила:

— Даже если я и ошибаюсь и вижу не то, что есть, а то, что подсказывает мне мой несовершенный разум и опыт прожитых лет, даже если это и так, и чувства, которые питает к тебе человек, которого ты хочешь назвать своим другом, куда больше и шире, чем простое желание — пусть так. Тебе виднее. Я рада этому. Но моё предположение сделало бы вашу жизнь проще…

— Проще? — голос Геранта стал вдруг холодным и отстранённым. Отвернувшись, он исследовал пальцами одной руки каменный пол, второй рукой он скрыл от Гарам выражение своего лица.

— Я понимаю, что вызывает твое удивление, — отважно продолжила Гарам, — Золотой дракон и обычный человек — чего уж тут простого? Но просто понять, что связывает двух существ — это уже победа. Признать эту связь — облегчить себе жизнь. Мой отец говорил мне: любовь многогранна. Самое простое, что в ней может произойти — это физическое влечение. Оно же и легче всего преодолимо. Куда тяжелее влечение сердца и души — с ними не справиться никому сколь угодно могучему, будь это даже Золотой дракон. Про человека я и вовсе молчу.

— Что же, по-твоему, я должен делать?

— Древний дракон спрашивает совета у человеческой дочери? — в голосе Гарам сквозила неприкрытая печаль. — Я не знаю, что мне делать со своей жизнью и как выпутаться из того, куда попала не по своей воле, а ты хочешь, чтобы я подсказала выход существу куда более древнему и гораздо более могущественному, чем я.

Услышав горечь в её голосе, Герант почувствовал грусть. Огорчение — то, чего он старался никогда не доставлять никому, и тем более не мог терпеть у тех, кого он считал своими друзьями. Ему захотелось как-то объяснить свою скрытность. Не облегчить свою душу, но поведать насколько ему дороги люди, с которыми его связывали отношения. Отношения, которые он сам с надеждой называл дружескими. Герант слишком хорошо понимал Гарам. Но откровенность — это то, что всегда было ему непонятно и недоступно.

— Пребывание в человеческом теле накладывает свои особенности, в которых я не могу разобраться, — помолчав, тихо откликнулся Герант. — Мне тяжело понимать людей. То, что мне кажется само собой разумеющимся, с точки зрения того же Вельскуда — оскорбление. Я хочу понять его, но часто не могу. Чего он хочет? Ещё большей близости? Что это такое? Много лет я брожу среди людей, и всё равно они — загадка для меня. Часто мне кажется, что Вельскуд хочет дружбы, но что он понимает под этим словом? Бо́льшую откровенность? Ты говоришь об этом? Я не могу открыть ему ту часть мою, которая принадлежит дракону. На моих губах — замок. Когда я впервые обнаружил, что могу помнить о двух своих сущностях одновременно, но говорить о другой, пребывая в первой, не способен — ужас переполнил меня. Я понял это, только сблизившись с Вельскудом — до сих пор ни один человек не осмеливался назвать меня своим другом. Все они, те, с кем я пытался подружиться, пугались. И я не мог понять чего. Я не могу отвернуться от того, ради чего пришёл в этот мир и не могу рассказать об этом так, чтобы меня поняли, чтобы не испугались. Я не прошу помощи — я хочу понимания.

— Может быть, именно помощи тебе и следует попросить. Людям сильным, вроде Вельскуда, это часто льстит…

— Ты хочешь, чтобы я дёргал за ниточки? — печально спросил Герант. — Аргента мне предложила то же самое. Неужели невозможна прямая и честная дружба без копания в том, что нежелательно выставлять на свет? Ведь причины, чтобы скрывать могут быть разные, и иногда этой причиной может быть страх причинить вред.

Его попытки в откровенность не остались незамеченными, искренность — безответной.