Это просто сон (СИ)

— Знаешь, когда я впервые открыл глаза и увидел этот мир в своем настоящем обличии — в первые мгновения я ничего не помнил о том, что было раньше. Всё было ново, удивительно, всё требовательно звало погрузиться в изучение. Я, пожалуй, так бы и кинулся, сломя голову, если бы не Аргента. Она проснулась раньше и, как она всегда говорила, знание о своей сущности было открыто ей сразу. Так это или нет — от неё теперь уже не добьешься правды. Однако она всегда знала, что делать — что правда, то правда. Из нас двоих она всегда имела какой-нибудь план. Я следовал за ней, помогал, в чём мог. Как оказалось, сил мне было дано много, но никаких указаний, как эту силу использовать, — он замолчал и пожал плечами, словно недоумевая, как так могло случиться, немного погодя продолжил, — Аргента во многом мощнее меня. Она прозорливей, мудрее, предусмотрительнее. Так всегда было. И до поры до времени мне нравилось быть разящим мечом. Меня это устраивало. Конечно, иногда, глядя на Аргенту, замечая, как она устала, мне хотелось снять её заботы. Позже я увидел, как тяжело приходится многим в этом мире. Пришло время — и я понял, какой груз лежит на твоих плечах, — он обернулся, окинул взглядом Гарам, сидевшую у догорающего костерка. Голос его зазвучал тише и ласковее; и прервался.

Установилась трепетная тишина, разбавленная тихим шуршанием ветерка, проникавшего через одну из щелей в пещерных стенах. Гарам неожиданно смутилась, внезапно почувствовала, как тело затекло от долгого сидения в одной позе. Герант вернулся, уселся на шкуры. Подтянул колени к груди и уткнулся в них подбородком. Глаза его засветились, и сам он словно засиял спокойным и нежным светом закатного солнца. Гарам сидела тихо, боясь спугнуть минуту откровенности.

— Я понимал и понимаю это не умом, — тихо продолжил Герант, как будто и не прерывался ни на миг, — а так, словно сам несу всю тяжесть прожитых тобою лет, — он устремил невидящий взор прямо перед собой. — Я подумал, что, возможно, моё предназначение не только в том, чтобы громить самых страшных монстров. Возможно, Богиня, лишив меня прозорливости Аргенты, — я говорю это, не испытывая никакой зависти к сестре — возможно, Богиня хотела поручить мне нечто иное. Я подумал, может быть, мой путь — это путь помощи тем, кому тяжело нести груз своей жизни, как и тебе. Когда я высказал свою мысль Аргенте, она меня чуть не убила, — Герант тихо рассмеялся, — позже она призналась, что когда пыталась рассмотреть мою сущность, мои способности, они долгое время оставались скрытыми от её взора. Она, как и я, долгое время не могла понять, в чём состоит моё предназначение, что передал Дракон Хранитель именно мне. Для чего был рожден я? Правда открылась ей внезапно, как и мне, и ужаснула её, в отличие от меня. Я же наконец-то обрёл смысл своего существования, — он замолчал и внимательно посмотрел на свою слушательницу.

И Гарам никак не могла решить, стоит ей что-либо сказать или лучше держать рот на замке, чтобы не спугнуть удивительную исповедь, которой её так щедро одарил Герант.

Он, в свою очередь, отвёл глаза в сторону и как-то смущённо добавил:

— Я тоже должен защитить этот мир, только иначе…

Гарам затаила дыхание.

— Я никогда не смогу справиться со злом в этом мире, если буду только махать мечом направо и налево. Мне начертано принять в себя всю боль этого мира, освободить его для созидания. Таков мой удел, — он глянул на Гарам,— я могу помочь тебе — помогаю. Вижу, что нужна помощь какому-нибудь воину — помогаю ему. В чём бы ни заключалась эта помощь. Я должен объединить всех ради созидания. И я рад тому, что могу это сделать, — Герант лучезарно улыбнулся и окинул взглядом пещеру так, словно впервые увидел её. Продолжил говорить ровно и спокойно. — Но, к сожалению, возможности моего тела не безграничны, и любая чужая боль оставляет свои отметины на мне. За это расплачивается тело. За столько лет я так и не научился распределять свои силы, за что мне часто достаётся от Аргенты. Вельскуд, он… он появился в тот момент, когда… — он обернулся к Гарам и обращался теперь к ней, говорил с ней и для неё, впервые пытаясь оформить свои переживания, поделиться с кем-то другим, и понять, наконец, и себя, и движения своей души и, возможно, свой путь. — Понимаешь, Гарам, все живые существа испытывают усталость. Драконы — не исключение. Мы — древние, могучие. Но мы — живые. Мы выполним свой долг несмотря ни на что, только… сочувствие и сострадание невозможно без отклика с той стороны. Аргента всегда злится, когда я пытаюсь приблизиться к человеку, понять его, подружиться с ним. Но как я могу ему помочь, если не знаю, что он представляет собой? При таком приближении неизбежно проникаешься симпатией, начинаешь испытывать что-то похожее на дружбу. Как же иначе? Невозможно оставаться холодным и бесстрастным, пытаясь облегчить чужую боль, помочь в решении проблем. Разве нет?