Это самое

«Переплет потрепан весьма…»

Переплет потрепан весьма,
титул выдран – благая весть!..
На первой странице зима.
Без прикрас, такая, как есть.

Воробьиный скок. Скрип лопат.
Действо ухарское, хоккей.
Блики утлых коньков слепят
старичка, что молвя «кхе-кхе»,

тычет клюшкой в мерзлый песок,
удивлен ото всей души:
– То ли я чересчур уж плох,
то ли дворники хороши…

Нагляделся. Перелистну —
не затем эту книгу брал,
чтоб читать страницу одну.
На другой… типографский брак?..

в той же клинописи когтей
воробьиный январский снег.
Лёд и люди – точно как те,
что на первой. Да и на всех —

до мерцающего во тьме
эпилога, когда луна
по-иному осветит мне
факты белой книги окна.

Портрет тридцатитрёхлетнего

Ну а дале, старче,
жевание крох.
Проживанье сдачи
с 33-х.

Ужин в ресторане,
завтрак на траве.
Легкость в кармане,
тяжесть в голове.

Борода в клочья,
алые очи,
синие уста…
Боже, что за харя
глядит из зазеркалья,
словно со креста?

«И снова над осеннею землёю…»

Ордер этот
В охапку.
В распределитель путь.
Получил я там – летом! —
Шапку
Котиковую,
Не какую-нибудь!

А. Безыменский. О шапке

И снова над осеннею землёю,
сырая и закисшая слегка,
овчинка неба, траченная молью,
повисла, полы окунув в снега.

Глаза поднимешь: Боже, что за пакля! —
Торчит клоками серое руно.
Болотиной баранья шерсть запахла.
Однако, полагаю, всё равно —

когда и ветер, и мороз без шуток
возьмутся за своё, тогда, к весне,
наверняка подсохнет полушубок
и, думаю, окажется по мне.

Памяти В. М.

Смерть – гордая сестра.

Томас Вулф

1

Трепетные двадцать,
и у ног весь мир…
Хватит забываться,
зеркало возьми!
Жизнь моя, сестрица,
что там, погляди?
Трепаные тридцать,
все из рук летит.

Возразишь, поднявши
перст с кривым ногтём:
– Но упорством нашим
опыт обретен!..
Только этот опыт
радости принес
столько, сколько хобот,
выросший, где нос.

Не играй ресницами,
глазки не строй —
где тебе сравниться
с младшею сестрой.
Той, что год от года
краше да милей,
прямою и гордой —
словно не моей.

2. Миф о циррозе

Течением времен,
стечением светил
он был приговорен
и сослан на Этил.

Там жалок был и сир,
плененный полубог.
А правый бок пронзил
двуглавый голубок.

3

Ты везде был первый, даже здесь.
Даже тут, средь неживого леса,
где еще блестит на свежих срезах
зимней флоры крашеная жесть.

Вот снегирь публично освистал
темное двуногих оперенье.
Вот взошла – не светит и не греет —
четырёхконечная звезда.

Вот и всё… который раз В. М.
на листе постылом справа, с краю,
вывожу – и руки опускаю.
Господи! Теперь – кому повем?!

1985–1987

Хандра