Это сделал Дворецки

Викки. Папуля! Что же нам делать? (Мистер Дворецки ее не слышит. Неотрывно смотрит на миссис Дворецки).

Альдо. Если позволите высказать предложение, сэр…

Мистер Дворецки. Предложение?

Альдо. Я предлагаю спрятать тело. В диван у окна.

Мистер Дворецки. Я возьму ее за ноги. (Они несут тело миссис Дворецки к дивану, поднимают сидение, укладывают тело в диван. Викки наблюдает, кусая кулак).

Викки. Это невероятно. Анжела мертва! (Подходит к стулу, садится. Мужчины опускают сидение дивана. Несколько мгновений стоят, опустив голову). Только что была такой… живой. Не могу поверить, что она действительно умерла. (Викки начинает плакать. Мистер Дворецки подходит к ней, утешает. В этот самый момент голова миссис Дворецки появляется на фоне окна. Она вылезла из дивана и теперь уходит за кулисы. На сцену из зала поднимается Энтони Дж. Лефкорт. Мужчина лет под шестьдесят, но по-прежнему лучащийся оптимизмом и энтузиазмом юности. Одет эксцентрично, одежда дорогая, правда, знавшая лучшие дни. Но, несмотря на обтрепанные манжеты и лоснящиеся штаны, Тони уверенно ведет свой корабль сквозь жизненные шторма. Он — законченный эгоист, прирожденный манипулятор, который абсолютно уверен, что из любого кризиса выйдет победителем. Тони вызывает в памяти легендарных шоуменов театра: Джеда Харриса, Майка Тодда и Орсона Уэллса. Это сравнение Тони нашел бы отвратительным. Не его должно сравнивать с ними, а их — с ним).

Тони. Минуточку! Миссис Дворецки, вас не затруднит вернуться на сцену? (Викки перестает плакать. Мистер Дворецки перестает утешать. Альдо расслабляется. Миссис Дворецки возвращается на сцену через левый вход, пройдя через кулисы. Тони обращается к актрисе, которая играет миссис Дворецки). Моя дорогая Натали. Я ставлю не первый спектакль и знаю, если актер умирает на глазах зрителей, его необходимо убрать со сцены до того, как естественная необходимость дышать испортит весь эффект. Я решил эту проблему достаточно легко: тебя укладывают в диван. Однако… доверие ко мне, как к режиссеру, да и тебе, как к покойнице, рухнет, если потом тебя увидят уходящей со сцены за окном тридцатого этажа.

Натали. Наверное, придется сильнее пригибаться.

Тони. Вот это правильно. (Поворачивается к актеру, играющего мистера Дворецки). Роберт, мы близки к цели. Более того, приближаемся к ней семимильными шагами всех. Конечно, на репетиции ушла не одна неделя, но ты наконец-то начинаешь играть Раймонда Дворецки, каким я его написал — строгим, сдержанным, но при этом внутренне чутким.

Роберт. Спасибо, Тони.

Тони. Одно, ты, правда, забываешь.

Роберт. Что?

Тони. Свой текст.

Роберт. Какой текст?

Тони. Ты опустил вопрос. Насчет игры маджонг. (На лице Роберта отражается недоумение). После того, как ты предлагаешь кофе Анжеле, ты спрашиваешь о маджонге. Каждый четверг, во второй половине дня она играет в эту игру.

Роберт. Ох… да. Просто вылетело из головы.

Тони. Интересно узнать, почему?

Роберт. Дело… в словах. Текст написан неправильно. Вот почему не укладывается в голове.

Тони. Я не хочу, чтобы текст укладывался у тебя в голове. Я хочу, чтобы он срывался с губ. Вопрос о маджонге — ось, на которой вращается вся пьеса. Он определяет твои отношения с женой, он крайне важен для разгадки убийства.

Роберт. Извини… я не могу так работать.

Тони. Как?

Роберт. Без полного текста пьесы.

Тони. А какое отношение имеет полный текст пьесы к твоей роли?