Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Я уже купил все, что нужно, скучал в очереди на кассе, и вдруг заметил небольшую круглую книжную витрину. Покрутив ее, я увидел книгу с красочной картиной Модильяни на обложке. Это была «Подделка!» Клиффорда Ирвинга. Я взял ее в руки и, пока люди проходили мимо меня, начал читать, завороженный историей печально известного венгерского фальсификатора Эльмира де Хори, который в течение 20 лет вел шикарную жизнь европейского светского льва, продавая Шагалов, Пикассо и Модильяни ничего не подозревающим галеристам и коллекционерам в Испании, Франции и Италии. Я купил книгу, приехал домой и прочел ее в один присест, не сомкнув глаз до поздней ночи. По мере чтения одна мысль становилась все яснее и яснее, она полностью завладела моим сознанием: «Я тоже так могу».

В книге Ирвинг рассказывает о том, как Эльмир поднялся из безвестности и стал уважаемым дилером и желанным гостем в европейских домах и летних резиденциях. Он работал тайно, прикрываясь вымышленными личными отношениями с художниками, и главной его задачей было создание картин, которые были бы не точными копиями, а правдоподобными полотнами в стиле великих мастеров и популярных живописцев того времени. Меня озарило: мало того, что этот парень додумался до великолепного решения, у него хватило смелости осуществить свой дерзкий план, вылезти исключительно за счет своей смекалки, таланта к искусству и правдоподобной подачи полнейшего мошенничества.

Уже на следующее утро я решил воплотить свой план в жизнь. Я поехал в большую библиотеку в стиле ар-деко на Олив-стрит в центре Лос-Анджелеса и стал искать на полках старые, широкоформатные книги по искусству и архитектуре, страницы которых потускнели от старости. Обычно в таких книгах было три-четыре пустых страницы в начале и еще семь – в конце. Я зарывался поглубже в стеллажи и, когда никто не видел, кашлял и вырывал из книги чистую страницу. В результате нескольких поездок и, как определенно казалось окружающим, хронического туберкулеза у меня накопилась небольшая пачка бумаги, пригодная для рисования.

Мои первые шаги были робкими, я балансировал между преступлением и розыгрышем. Я был невежественен, но достаточно умен, чтобы понять, что картина маслом, заявленная под фамилией крупного художника, привлечет внимание. Из книги про Эльмира я также узнал, что отдельную задачу представляло собой и создание убедительного провенанса – легенды о том, кому принадлежало произведение искусства и где до этого хранилось.

Поэтому вместо картины Шагала, Моне или Пикассо я решил сделать небольшой рисунок и подписать его именем великого мастера подделки: де Хори, который после выхода прочитанной мною книги снискал себе международную славу.

Я надеялся, что профессионалы мира искусства знают, кто это такой, и заинтересуются такой памятной вещицей. А поскольку это не настоящее произведение искусства, которое могло бы находиться в коллекции или музее, мне даже не нужно будет придумывать никаких доказательств подлинности. Идея казалась идеальной.

Я порылся в своих книгах и нашел автопортрет Шагала. Это был простой рисунок черной тушью, мастер был изображен с копной вьющихся волос. Я взял его за основу, но сделал немного более замысловатый рисунок с ослом – одним из знаковых символов гения – на голове. Я подписал его: «Моему другу, Эльмиру де Хори». В течение трех дней на обычной бумаге снова и снова я набивал руку на этюдах, пока наконец не почувствовал уверенность в том, что могу выполнить его без колебаний.

Закончив рисунок, я купил лист оргстекла, положил на колени и осветил снизу лампой. Тщательно, снова и снова я тренировался обводить свой рисунок, пока не стал делать это совершенно уверенно. Окончательно подготовившись, я взял одну из страниц, вырванных из библиотечных книг, и прорисовал свою работу. Наконец отошел, чтобы оценить рисунок, и остался очень доволен результатом. Так и получилось, что первым произведением искусства, которое я подделал, стал портрет Шагала, который я подписал именем другого фальсификатора.

В те времена Палм-Спрингс, гламурный космополитичный город, завершал эпоху «Крысиной стаи»[11] и расцвета модернистской архитектуры. Многие галереи на Палм-Каньон-Драйв и Тахкиц-МакКаллум работали в расчете на культурную и богатую публику, и именно туда я решил принести свою работу. Я придумал историю о том, как мой старый и больной дед перед смертью раздарил свое имущество, и мне перепала такая вот картинка. Я сказал, что решил продать эту вещицу, потому что она нужна мне меньше, чем новая коробка передач моей побитой машине. Передвигался я на умирающем «Фольксваген Жук» без тормозов, так что более очевидных доказательств и не требовалось.