Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

В тех нескольких галереях, куда я пошел поначалу, дилеры не заинтересовались, взять мою работу на реализацию не захотели. Такого отношения я натерпелся и к своим собственным картинам. Наконец, я заглянул в галерею Джона Мерканте, молодого, стильного и обаятельного парня. Его галерея была полна прекрасных работ, меня восхитил его костюм и мокасины Gucci, которые он носил без носков – именно такая легкая, непринужденная элегантность ассоциировалась у меня со стильными и богатыми людьми в Палм-Спрингс. Пока я показывал ему своего «Эльмира Шагала», мы болтали о моем дедушке и моей истории, и я чувствовал, что между нами легко установилось взаимопонимание.

Ему понравилась работа, он оценил ее оригинальность и предложил мне 200 долларов, хотя я просил 400. Он небрежно выписал мне чек и, когда я выходил из галереи, сказал мне вслед:

– Заходите, если у вашего дедушки найдется еще что-нибудь.

Вот и все. Вся история заняла 15 минут. Я был просто в шоке – подумать только: я могу сделать простой рисунок и продать его при правильной подписи за 200 долларов, при том что мои собственные, гораздо более сложные и трудоемкие работы никому не нужны. Картина, подписанная мной, не стоила ничего – подписанный же именем известного поддельщика рисунок стоил денег, которые можно было даже положить в банк.

Сумма, которую Мерканте выписал с такой легкостью, в два раза превышала мою тогдашнюю арендную плату. Чтобы отпраздновать такую удачу, я прошел полквартала вниз по улице, чтобы пообедать в хорошем ресторане.

Пока я сидел там, меня начали одолевать сомнения. Если бы я обналичил этот чек, у меня было бы 200 долларов, но я, скорее всего, никогда не смог бы вернуться к Мерканте, с которым у меня сложились хорошие отношения. Мне казалось, что мы с ним нашли общий язык, и я чувствовал, что он может стать моим проводником в мире искусства и научить меня многим необходимым вещам и навыкам, которых у меня не было. Я оставил недоеденный бутерброд, оплатил счет и направился обратно в галерею.

Когда я вошел, Мерканте сидел, положив ноги на стол, и скучал. Он был удивлен столь скорому моему возвращению. Стыдливо признавшись в содеянном, я попросил его разрешить мне сделать для него другие картины. Я сказал ему, что могу придумать замечательные работы, которые ему понравятся и на которых он сможет заработать много денег.

– Первым делом, – сказал он, – верните мне чек.

Я уверен, что он подумал: «Ну и яйца у этого чертова парня», при этом он не рассердился. Может быть, ему было немного жаль меня или понравилась моя прыть. Я не знаю. Я отдал ему чек, а он вернул мне мой рисунок. Он сказал мне, что не будет покупать мои работы, но при желании я могу приносить ему новинки, а он скажет, что думает о них. Он не стал поднимать шум и угрожать полицией. Думаю, он не хотел подвергать опасности свой успешный бизнес. Теперь я точно знаю, что дилеры всегда выберут убытки, нежели ненужную шумиху, отпугивающую клиентов.

Возвращаясь домой, я был счастлив. Несмотря на то что денег я не заработал, мне казалось, что день удался. Мерканте понравилась моя работа, и он купил ее, по крайней мере, до моего признания. И хотя после честного разговора он не захотел впредь покупать мои работы, он заверил меня, что я могу приносить ему картины на оценку.

Я почувствовал настоящий прилив уверенности в том, что могу пристроить свой рисунок «Эльмира» куда угодно. Я поехал в Беверли-Хиллз и продал его в заведение на Робертсоне. Там старый актер Винсент Прайс, известный ценитель искусства, посмотрел на мою работу и лаконично изрек.

– Мне не нравится ни он, – сказал он, указывая на имя Эльмира, – ни он, – указывая на Шагала.

Несмотря на язвительный отзыв, Винсент достал ювелирную лупу, рассмотрел мой рисунок и выписал чек на 250 долларов.

Я с облегчением отдал эти деньги в счет погашения задолженности по квартплате и оплатил все счета.

Продав свою первую мелкую подделку, я решился перейти к полноценной картине. Откуда мне было знать, чем лучше заняться, ну я и решил сделать Модильяни, что-то наподобие той картины, что привлекла мое внимание на обложке книги «Подделка!». Такой художник, конечно, был слишком велик, слишком значителен для меня, несведущего салаги, но, по крайней мере, у меня хватило ума сделать карандашный рисунок, а не картину.

В 1920-х годах Модильяни написал маслом картину с изображением обнаженной женщины на кровати – я искренне восхищался работой. За основу своего рисунка я взял ту же женщину, но вместо того, чтобы лежать в постели, на моей работе она сидела. Это имело смысл, ведь ко многим полномасштабным картинам любой мастер выполняет множество этюдов.

Я выполнил свой рисунок, обведя его на стекле, как это было с Шагалом, затем подписал его «Модильяни» и вставил в недорогую черную рамку.