Вернувшись в Лос-Анджелес, я купил настоящую литографию Дали и взял напрокат камеру Hasselblad, лучшую в мире. Мы сделали красивые, четкие снимки моего «Видения Дали» и отправили пленку в Торонто, попросив превратить пленку в четыре экрана для печати с разрешением 900 точек на дюйм – по одному для каждого цвета, через которые будут выдавливаться чернила для создания нашего собственного Dalivision.
Когда экраны наконец прибыли, Рэй позвонил мне и сказал только:
– Они здесь.
Я все бросил, пошел в McManus&Morgan, крупнейший магазин канцтоваров, и забрал всю бумагу Arches, которая у них оказалась. При цене в 4 доллара за лист, думаю, я оставил у них более 4000 долларов. Затем я пошел к Рэю и его брату, которые уже с нетерпением дожидались меня. Они впустили меня, заперли дверь и опустили жалюзи. Работали мы в задней комнате.
Братья были добропорядочными гражданами, но им нравилась интрига происходящего. В сердце каждого из нас зрело зерно любви к запретному.
С помощью наших печатных экранов, полученных с суперкомпьютеров в Торонто, мы выполняли в задней комнате привычную работу, для нас она была стара как мир. Древний пресс Miehle, которым мы пользовались, надежная рабочая лошадка, одновременно обрабатывал только один цвет. Для получения каждого нового цвета нам приходилось тщательно выравнивать отпечатки и проводить тестовые прогоны, чтобы убедиться, что они правильно накладываются друг на друга. В ходе экспериментов сита с микроскопической перфорацией засорялись. Приходилось постоянно останавливаться и чистить их. В общем и целом между попытками мы потратили впустую огромное количество времени, усилий и, возможно, 40 % бумаги. После нескольких часов проб, ошибок и разочарований мы наконец решили, что у нас что-то получилось. Рассматривая результат через лупу, я чувствовал себя Картером, открывающим гробницу царя Тутанхамона. Я всмотрелся в объектив и был поражен, не обнаружив никаких точек.
– Черт возьми, – сказал я. – Мы сделали это!
Я обнял Рэя. Даже у этого не особо эмоционального парня в глазах стояли слезы.
От переполняющей нас радости мы решили ковать железо, пока горячо, и печатали всю ночь, пока у нас не закончилась бумага. К утру у нас было около 600 копий. Глаза отказывались видеть – я был изумлен, но совершенно счастлив.
При этом лично моя работа только начиналась. На реальном полотне «Видения Дали» обнаженное тело Галы было изображено в мельчайших деталях, как барельеф, а в правом нижнем углу была выгравирована женщина, высунувшая язык. На гравюре присутствовали борозды, приподнятые ровно настолько, чтобы их можно было ощутить кончиками пальцев. Принесете «Видение Дали» дилеру, и первое что он сделает – это проведет пальцами по поверхности, чтобы проверить их наличие.
Я сделал форму, залив парижский гипс на обратную сторону моего Dalivision. Процедура чуть не испортила отпечаток, но форма идеально имитировала канавки. Нашел специалиста, изготовившего бронзовые штампы, которые можно было сжимать вместе, используя старый пресс Thompson для создания эффекта тиснения. Нам пришлось потратить кучу отпечатков, чтобы сделать все правильно, но в итоге получилось идеально.
Настоящие экземпляры «Видения Дали» продавались в комплекте с маленьким латунным моноклем, который помогал людям увидеть оптическую иллюзию – лицо Линкольна. Мои я заказал у местных мастеров, которые в точном соответствии со спецификациями скопировали купленный мной оригинал. Они даже помогли мне подобрать экзотические линзы Fresnel (из тех, что используются в маяках), чтобы они соответствовали оригинальным. Как только я подписал отпечатки, скопировав настоящую подпись Энрике Сабатера, делового агента Дали, шедевры были готовы к отправке.
Из-за дикого ажиотажа на «Видение Дали», все, что мне осталось сделать, чтобы продать их, – это позвонить дилерам и сообщить о наличии. Совершив первые 50 звонков, я продал более 40 копий. Я встречался с дилерами в их галереях или офисах и продавал работы за 10 минут, прикарманивая по 4000 долларов за штуку.
Через несколько недель я продал «Видение Дали» всем, кому позвонил. И вот однажды мне позвонил незнакомец. Плавя телефонную трубку отвратительным Бронксовским выговором, Арни Блюменталь сообщил, что до него дошли слухи о наличии у меня той самой литографии Дали. Я озвучил цену в 4500 долларов, и он ощетинился:
– За 4500 долларов, – прорычал он, – я сам тебе ее продам.
Я сторговался на 3500 долларов и в течение нескольких последующих недель продал ему рисунки, офорты и акварели Дали, Миро и Шагала. Обоюдовыгодное сотрудничество продолжалось недолго.