Это в сердце было моем

Началась новая жизнь, установился немецкий порядок. Артобстрелы и бомбежки прекратились, зато введен был комендантский час. Застав на улице кого-то из гражданских, патруль стрелял без предупреждения. В несколько дней солдатня переловила чудом уцелевших кур и кроликов, подчистила в домах съестные припасы. Вскоре Мишке уже приходилось выбирать хлебные корки на привале, где еще недавно стояла полевая кухня. На площади возле базара повесили двух подростков, брата с сестрой, за то, что они стащили у своего постояльца банку консервов. На груди у каждого была привязана табличка: "За воровство у немецкого солдата". Несколько дней трупы не разрешали убирать.

А потом вслед за передовыми отрядами прибыли эсэсовцы и пошли проверки. Между тем, по слухам, в Ленинграде начался голод. Однажды Мишкин постоялец, тощий, с лошадиным лицом унтер, увидев бомбардировщики, летевшие на восток, показал пареньку на них пальцем и пояснил: "Ленинград цейн таге капут", и громко захохотал, обнажив крупные желтые зубы.

Новый порядок воцарился, казалось бы, навсегда. Но через месяц Мишка стал свидетелем боя, который остался у него в памяти на всю жизнь.

А дело было так. После обеда Мишка колол возле крыльца дрова и вдруг услышал стремительно приближающийся треск моторов. Низко над крышами пронесся "ястребок". На его зеленом боку серебристой краской выведены были слова: "За нашу Советскую Родину!". Сразу же вслед чуть повыше мчались три "мессера".

Мишка бросил топор и мигом взлетел на крыльцо, пытаясь разглядеть, чем кончится погоня. К тому времени он знал уже марки всех боевых машин. Знал, что у немецких скорость намного выше, чем у "ишачков", зато те - маневреннее, что это качество используют советские летчики.

Так было и на этот раз. Пилот специально вел истребитель низко - чтобы враги не могли зайти "в хвост". Перед лесом же самолет неожиданно взмыл вверх, очутился за спиной преследователей и тут же застрекотал пулемет. "Мессер" задымил, и через несколько секунд со стороны леса донесся глухой взрыв.

Мишка запрыгал от радости, а неизвестный смельчак, повторив свой маневр, приближался, почти касаясь крыш домов. На этот раз фашисты не преследовали его, а решили, видно, атаковать сверху. День был осенний, облачный, и три машины закружились в воздухе, временами исчезая в облаках.

Мальчик следил за смертельной игрой, затаив дыхание. Ах как хотел бы он помочь герою! В Гатчине, где находился один из старейших в России аэродромов, о небе бредили все ребята. В один из праздников Мишка упросил дядю Колю взять его на парад в Ленинград. Там он видел боевые машины в воздухе, видел, как досаафовцы везли на грузовиках планеры. С тех пор он часами мастерил деревянные модели или пропадал возле летного поля.

Однако дело было не в любви к авиации. Мишка ненавидел захватчиков. О коричневой чуме он уже наслышался от своих сверстников, испанских ребятишек, живших в детдоме неподалеку - многих из них фашизм сделал сиротами...

Снова раздался нарастающий треск моторов и из туч вырвались две машины. "Ишачок" над самыми крышами уходил от "мессера" и, повторив маневр, поджег вторую машину. Но тут же сверху его атаковал третий "мессер", в котором сидел, видно, опытный ас. "Ишачок" вспыхнул, перкаль загорелся на нем как порох, и, быстро теряя высоту, истребитель начал падать в болото. Наверное, летчик был прошит очередью в воздухе, потому что его машина не маневрировала. Два взрыва донеслись почти одновременно...

Мишка долго сидел на крыльце, плача от несправедливости и бессилия. Потом слезы высохли и он стал думать об этом неизвестном летчике. Герой один не побоялся схватиться с тремя "мессерами" и все-таки сбил двух. А ведь ходили слухи, что в здешних местах воевали асы из дивизии "Люфтваффе"!

Ветер донес запах гари с болота. "Ничего, ничего - шептал Мишка, - погодите. Еще будут у нас самолеты и герои новые будут. И бить вас будем везде без жалости..."

Сколько же еще раз приходилось ему повторять про себя эти слова как заклинание. Однажды Мишка видел, как фашистский конвой, сопровождавший военнопленных на лесозаготовки, дубинками добивал падающих от голода и слабости красноармейцев. Видел, как в центре поселка повесили шестнадцать человек, и среди них - женщин и детей, якобы разграбивших вагон с продовольствием. Но паренек видел и другое - с каким нетерпением люди ждали весточек с фронта и как быстро распространялись они на захваченной фашистами территории. Эти вести все чаще были радостными.

Впрочем, о положении дел можно было догадаться и в Мариенбурге. Почти ежедневно наши пушки обстреливали станцию. С фортов дальнобойные орудия точно били по Гатчине. На Рошальскую ветку в тупик как-то загнали три вагона с офицерами. Буквально через десять минут их накрыл огонь артиллеристов. Значит, где-то рядом незаметно расположился разведчик, значит, неподалеку были корректировщики, значит, не так-то крепок был новый порядок.