Это в сердце было моем

А второго мая средь бела дня бомбардировщики с красными звездами за полтора часа превратили Гатчинский железнодорожный узел - склады, мастерские, технику и казармы с фашистами - в мешанину из оплавленного металла, кирпича, земли. Удар был настолько неожиданным и мощным, что вражеские зенитчики даже не рискнули выдать свое присутствие - это было бы равносильно самоубийству.

Несколько дней Гатчина была охвачена пожарами и стелился над ней черный едкий дым. Горели запасы горючего, рвались снаряды и бомбы, вышел из строя аэродром.

"Так вам, так!" - в радостном возбуждении носился по поселку Мишка. Но самое интересное, что фашисты, похоже, не очень-то спешили наводить свой "порядок". Теперь, видно, каждый больше заботился о собственной шкуре. Очередной постоялец - на этот раз толстый пожилой фельдфебель (прошлый исчез неизвестно куда) - ходил мрачнее тучи, чуть не каждый день писал домой письма и ругался по-русски.

* * *

Война кончилась. Не вернулись домой отчим, братья матери. Надо было как-то устраиваться, зарабатывать на жизнь. Вместе с приятелем, Борькой Лозуновым, он пошел на завод учеником формовщика. В свободное время, благо стояли летние долгие дни, друзья подрабатывали: колесили по окрестностям на велосипедах, собирая металлолом. Больше всего ценились медь и дюраль. Стране нужен металл, а для них, тринадцатилетних пацанов, лишняя десятка была весомым подспорьем в семье - время стояло голодное.

Поначалу они сдавали в утиль гильзы от орудийных снарядов, куски дюраля, попадавшиеся на местах воздушных сражений, потом начали сами доставать ушедшие под землю обломки самолетов. Иные уходили вглубь на пять - семь метров. Чтобы добраться до них, ребята использовали взрывчатку, которую сами же извлекали из неразорвавшихся мин и снарядов. Она закладывалась с особым расчетом, так, чтобы не повредить самолет и вместе с тем выбросить верхний слой земли. Дальше шли уже в дело ломы и лопаты.

Возможно кое-кого покоробит меркантильная сторона дела. Что же, легко говорить об этом сегодня, но не забудем - шли нелегкие послевоенные годы. К тому же вскоре обоих увлек уже сам поиск, сюжеты беспощадных схваток. Друзья восстанавливали их по воспоминаниям местных жителей, осматривая искореженные части самолетов, догадывались о подробностях.

С каждым разом их маршруты пролегали все дальше. Вскоре Бориса призвали на службу в армию, и Марков стал ездить в одиночку, расспрашивая о самолетах мальчишек, считая их по личному опыту самым осведомленным народом. Ребятишки приводили его к останкам боевых машин, потом помогали разыскивать очевидцев сражений. Марков наведывался к старожилам, просил восстановить в памяти события тех далеких дней.

Если у убитых летчиков находились документы, задача упрощалась. Достаточно послать запрос в архив, чтобы узнать, откуда экипаж, где искать родных. Самой большой наградой Маркову были уже сами открытия и имена героев, вырванные у забвения. За каждой находкой вставала судьба, и, восстанавливая ее для живых, Марков как бы возвращал долг чести бесстрашному летчику, погибшему на его глазах в сорок первом...

* * *

Опрашивая как-то стариков, он натолкнулся на ПЕ-2, сбитый в декабре сорок третьего. Пацаны привели его на болото, показали яму с водой. Маркин прощупал трясину металлическим прутом и понял, что самолет ушел метров на пять вглубь. Несколько недель потребовалось на то, чтобы добраться до бомбардировщика. Члены экипажа в момент гибели, как выяснилось, находились на своих местах и потому все документы сохранились. По ним Марков узнал, что командиром самолета был капитан Виктор Павлович Белугин, штурманом - Павел Васильевич Гончар, а стрелком-радистом - Алексей Федорович Алтухов.

Судя по обшивке, машина загорелась в воздухе, корпус при падении сильно деформировался. Но даже по сохранившимся следам боя было ясно - произошла жестокая схватка. Алтухов до последнего момента сжимал ручки пулемета, пытаясь, видно, поймать в прицеле врага. Комбинезон на Гончаре здорово обгорел, однако записная книжка в кармане уцелела. Последнюю ее строчку Марков прочел вслух обступившим его ребятам - своим добровольным помощникам: "Горит правый мотор. Теряем высоту. Гибнем. Прощайте, товарищи". И он живо представил себе пылающий падающий самолет и этого человека, хозяина записной книжки.

- А можно им было спастись? Ну, выбросились бы с парашютом? - вдруг спросил кто-то. Марков прикинул. Задача эта - невероятно сложная, если учесть, что самолет горел. Но все же, наверное, хоть какой-то шанс спастись был...

Но уже после, познакомившись с биографией сибиряка-командира, узнав, что внизу территория была занята противником, он понял: спастись могли, но не захотели. Спастись - значит попасть в плен...

Передав документы военкому, Марков продолжает розыск, пишет запрос в Центральный архив, потом ищет родственников геройского экипажа. И мало-помалу вырисовывалась картина боя, восстанавливался последний день экипажа...