Это всё для меня…

Баба Надя разжигает самовар, выставляет на стол вазочки с вареньем, и начинается чаепитие: «Надежда Петровна, какое у вас варенье вишнёвое, прямо ягодка к ягодке, у меня такое не получается». Баба Надя смущённо хмыкает носом и оправдывается: «Нет, Прасковья Михайловна, переварила немножко я в этот раз. Вот пирожка, капустки попробуйте. У меня молодые-то пластовую любят, а я рублёную ем». Бабушка хоть и скромничала, но очень вкусные соленья и варенья у неё получались. Все хвалили. Дедушка Ваня подкладывает себе капустки и выпивает рюмочку за именинницу: «Ну а теперь, именинница, расскажи нам стихотворение», — и дедушка Ваня ставит Олю на табуретку. «Расскажи, Олечка», — подбадривает её баба Паня.

Колокольчики мои,

Цветики степные,

Что глядите на меня,

Тёмно-голубые?

И о чём звените вы,

В день весёлый мая?

И заканчивает скороговоркой:

Средь некошеной тлавы

Головой катяя.

Все хлопают. Молодец, Олечка, молодец. А мама укоризненно замечает: «Что же ты конец стихотворения так быстро прочитала, без всякого выражения». Оля молчит, берёт свою старую красную сумочку, которая блестит, как лакированная, и носит её за длинную ручку, у сумочки очень тугой замок, и детским пальчикам невозможно его ни открыть, ни закрыть, поэтому Оле приходится то и дело обращаться к маме за помощью. У взрослых за столом свои разговоры, и мама, чтобы никто не услышал, шепчет Оле: «Положи свою сумочку и поиграй в бабушкину. Она лучше и закрывается, так хорошо, на петелку. Поиграй в бабушкину, а то бабушка обидится: подарила тебе такую красивую сумочку, а ты не играешь в неё». Видя, что Оля вообще потеряла интерес ко всяким сумкам, мама стремится исправить ситуацию: «Таня, а теперь ты прочитай стихотворение, которое мы недавно учили». Я тоже встаю на табуретку, так как сама ненамного старше Оли, и начинаю читать:

Некрасов. «Мороз-воевода»

Не ветер бушует над бором,

Не с гор побежали ручьи,

Мороз-воевода дозором

Обходит владенья свои.

Глядит, хорошо ли метели

Лесные тропы занесли

И нет ли где трещины, щели,

И нет ли где голой земли.

Идёт, по деревьям шагает,

Трещит по замёршей воде,

И яркое солнце играет

В косматой его бороде.

Я рассказываю с выражением, нигде не сбиваюсь, и все восторженно хлопают и просят: «Расскажи про корову». Из всех стихов, что я знаю, это самое любимое у взрослых стихотворение, и рассказываю его я, видимо, очень потешно.

На рынке корову старик продавал,

Никто за корову цены не давал.

Хоть многим была коровёнка нужна,

Но, видно, не нравилась людям она…

Здесь я развожу руками и выражаю сожаление. Читаю длинное стихотворение до конца, все хлопают, мама довольна, и я довольна, оттого что довольна мама.

Оля не любит учить стихи и не очень любит играть в девчоночьи игрушки.

Но когда папа ей купил коньки-снегурки, которые с помощью веревочки и выструганной палочки навинчивались на валенки, она быстренько выучилась на них кататься и лихо рассекала по нашей улице, когда, на её счастье, случалась гололедица. Справедливости ради надо сказать, что я вообще за всю жизнь так и не научилась кататься на коньках. И двухколёсный велосипед Оля раньше меня освоила.

А потом уже, будучи молоденькой девушкой, научилась с помощью папы управлять автомобилем, папиными «Жигулями», даже от Москвы до Иванова однажды ехала самостоятельно. Тогда это было похоже на диво. Все оглядывались, видя за рулём молоденькую симпатичную девушку с забранными в два хвостика густыми волосами.

С благодарностью

Я вспоминаю своё послевоенное детство и не перестаю быть благодарной своим родителям и тем людям — близким, соседям и просто неизвестным, — которые разнообразили и украсили нашу небогатую на события жизнь.

Наша соседка и Олина крёстная тётя Аня перед каждым Новым годом неизменно приносила нам огромный кулёк с ёлочными игрушками. Предприятие по изготовлению ёлочных украшений, на котором работала тётя Аня, находилось на соседней улице, и, несомненно, подаренные нам игрушки были фабричным браком, но до чего же они были красивы, и как мы радовались им, и ёлка у нас была всегда самая нарядная на улице.

Другая наша соседка и родственница, тётя Соня, в длинные осенние и зимние вечера иногда приглашала нас с Олей и маму на просмотр диафильмов. У них дома был кинопроектор, тяжёлый, громоздкий, но большая редкость в ту пору. На стену натягивали белую простыню, свет выключали, и мы оказывались в настоящем кинотеатре. Сколько радости было! Крутили диафильмы, пока у взрослых не уставали руки. А мы, дети, готовы были смотреть это «кино» хоть всю ночь.

А ещё на каждый праздник бабушка вынимала из почтового ящика присланные нам с Олей нарядные открытки. Это наша тётя Шура с сыном Валерием спешили порадовать и поздравить своих маленьких двоюродных племянниц с праздником. А ведь открытки, тем более такие красивые, в то время были большой редкостью, и привозила их тётя Шура из самой Москвы.

Ну а баба Паня, вторая наша бабушка, когда мы с Олей гостили у неё, шила нам выходные платья и водила нас в кино. И я не помню, чтобы в раннем детстве с нами кто-нибудь ходил в кинотеатр, кроме неё.