Это всё для меня…

Походы в кино были целым событием в нашей жизни, и под впечатлением детских, а иногда и взрослых кинофильмов мы находились не один день. Я любила пересказывать увиденное своим близким, причём довольно точно, со всеми подробностями и своими собственными выводами.

А какие великолепные кинотеатры были у нас в городе! Самый большой и самый красивый — кинотеатр «Центральный», с непременным выступлением эстрадных артистов перед началом сеанса. У меня и сейчас перед глазами устроенная в огромном полутёмном фойе сцена с тяжёлыми бархатными занавесями, маленьким симфоническим (!) оркестром и похожей на королеву певицей в длинном платье. С каким удовольствием мы слушали эти выступления! Настоящая артистка, настоящий оркестр на настоящей сцене, совсем близко от тебя!

А внизу был буфет. И какой! С правой стороны бело-голубые арочки в снежинках, и в каждой арочке продавщицы в белых фартучках и ажурных коронах на голове бойко торговали мороженым, раскладывая в вазочки ароматные шарики. Настоящий детский рай!

А потом… Приглушённый гул в зале перед началом сеанса, стук кресел, где-то шелест фольги от шоколадки, постепенное затухание света в зрительном зале.

И вот — полная темнота и врывающийся с экрана в зрительный зал поезд с характерным музыкальным сопровождением — начало журнала, который назывался тогда «Новости дня» и рассказывал в основном о достигнутых успехах в стране социализма, о героях труда и немного о происках капиталистов. Но мне в кинотеатре нравилось всё без исключения: и оркестровые мелодии в фойе, и сказочный буфет, и ириска за щекой во время сеанса, и трепетное ожидание того, что покажут — смешное или страшное. И этот журнал, сопровождаемый бодрой, энергичной музыкой и рассказывающий о том, что всё в нашей стране хорошо, всё идёт своим чередом: ткачихи работают у станков, сталевары варят сталь, трактора распахивают поля, дети постигают азы наук. И ничего нам не грозит, потому что люди у нас трудолюбивые, честные и добрые, а страна сильная и богатая.

Конечно, все было не так просто. 1950-е годы были тяжёлыми для многих. Тысячи невинных подвергались репрессиям, попадали в невыносимые условия лагерей и тюрем, послевоенная церковная жизнь находилась под колпаком спецслужб.

Но мы и наши сверстники не знали об этом, и мои представления о Родине связаны со счастливым мирным временем. Наверное, такими они и должны быть у детей.

Что удалось вспомнить из самого раннего детства

Первые воспоминания. Взрослые удивлялись: ну невозможно такому маленькому ребёнку что-то помнить. А я помню! Оля только что проснулась, стоит в своей качке у светлой перегородки, на которой висит самодельный коврик-аппликация «Собачка с кошкой». У собачки болят зубы и щека завязана красным платком. Я не люблю этот коврик, стараюсь не смотреть на него. Оля что-то то ли лепечет, то ли поёт и при этом раскачивается, да так сильно, что кто-то из взрослых побыстрее вытаскивают её из качки, чтобы не упала. Оле где-то годик с небольшим, она крепкая, весёлая девочка, у неё светлые волосы с хохолком на макушке и румяные щёчки.

Больше ничего не помню из раннего детства о своей младшей сестрёнке, да и сама я ещё была мала, часто говорила бабушке: «Баба, положи Лелёку, возьми меня на ручки».

Как было трудно больной бабушке с двумя малышами. Да ещё печка, огород, коза…

Помню высокую никелированную кровать с шишечками, на которой спали мои родители, она стояла в нашей передней комнате, у белой печки. Помню, как на неё, на бледно-голубое красивое покрывало, клали фиолетовую с оранжевыми цветочками пелёнку и укладывали меня на неё, сопротивляющуюся и плачущую, чтобы сделать укол. Рядом стояла наша участковая медсестра, тётя Клава, со шприцем наготове. В комнате пахло пенициллином, горел тусклый свет, и мне было как-то нехорошо: наверное, снова заболела воспалением лёгких и поднялась высокая температура. Как же я боялась и как же не любила эту прекрасную женщину тётю Клаву, буквально ставившую на ноги послевоенных слабых деток, матери которых голодали во время войны и зачастую ели вместо хлеба лепёшки из картофельных очисток, замешанных с мукой.

В пору нашего детства в городе действовал всего один храм вместо бывших двадцати, и добираться туда было очень далеко, поэтому нас наши бабушки очень редко водили причащаться.

Был конец зимы или начало весны, я вместе с другой нашей бабушкой, бабой Паней, стояла на какой-то незнакомой трамвайной остановке. Мы очень долго ждали трамвая, и бабушка волновалась. Небо светлело, две пичужки сели на провода, и я всё время смотрела на них: куда-то меня везут, в какое-то незнакомое место? Я немножко пугалась, а эти птички на проводах как-то сами собой меня успокаивали.