Это всё для меня…

А потом мы с сестрой стали взрослыми, выучились и разъехались в разные концы. Встреча с родным городом стала редким праздником.

Помню, еду в трамвае с московского поезда по ещё не проснувшемуся, умытому летним дождём городу, со сладким замиранием внутри: родные, знакомые с детства улицы, родной, до того приятный (!) звук дребезжащего трамвая, родной ивановский окающий говорок в вагоне. Поначалу не слышишь, как вагоновожатый объявляет остановки, и вдруг как будто проснёшься: «Площадь Ленина», следующая «Областной суд». Какие милые сердцу названия! И кто бы мог поспорить со мной!

Всё тороплю мысленно свой трамвай: «Ну быстрей, миленький, поспеши: "Площадь Пушкина", "Багаева", "Ивановская"» — всё, ещё чуть-чуть, и я дома.

Вот она, вся в вишнёвом цвету, моя улица! И папин торопливый шаг с крылечка.

Однажды я приехала погостить в Иваново зимой. Мы вышли из дома в морозные сумерки. Едва заметный месяц появился над огромной заиндевевшей берёзой, зимний закат золотисто-красными всполохами отражался в холодных стёклах домов, и при всей этой яркости нас удивила нежнейшая голубизна снегов!

Под сапогами редких прохожих так и раздавалось: «тр-пр, тр-пр, тр-пр», морозный пар лёгким облачком разлетался от поднятых воротников.

На соседней улице вынырнул, будто из сказки, весь в окружении пушистых снегов, голубой трамвай, с нежно расцвеченными электричеством заледеневшими окнами, и я читаю на нём: «Трамвай желаний». Это было чудо!

Как потом выяснилось, прошла постановка в Ивановском драматическом театре под названием «Трамвай желаний», и в нашем городе появился такой же трамвай.

В этом году трамвайные пути закатали… Конечно, все привыкнут к другому, пусть не такому чистому в экологическом отношении, но более дешёвому для города и, может быть, более комфортному, чем старые трамваи, виду транспорта. Но так жаль, что в Иванове больше не увидишь этих важно шествующих по рельсам разноцветных вагонов, когда-то очень удобных для нас и оставивших о себе такие добрые воспоминания.

Спасибо тебе, наш трамвай!

Под липами

Моё любимое дерево — липа. Толстая, вековая, с красивой бугристой корой. Всего одно дерево стоит у дома на соседней улице, и, кажется, больше ничего не надо, никаких насаждений, ничего лишнего. Стоит липа, и этим всё сказано. Нет, это дерево не говорит о какой-то утончённости, об изысканном вкусе хозяина; скорее, об основательности, аккуратности, нежелании размениваться по мелочам, возможно, о каком-то внутреннем аристократизме, но это только моё мнение.

Две огромные толстые липы стояли у дома нашей подруги Гали Шутовой. На них устраивались прочные детские качели, и мы взлетали на этих качелях длинными летними тёплыми вечерами к самому небу, и не было большего счастья на свете, чем эти захватывающие, до замирания сердца полёты!

Иду знакомой тропинкой мимо детского сада. Мне нравится здесь ходить. С правой стороны высокие, почти высохшие от старости вековые липы — остатки бывшей барской усадьбы. Скоро они будут спилены в целях безопасности, и ничего уже не станет напоминать нам о прежнем времени, о когда-то манящих своей прохладой тёмных липовых аллеях, по которым прогуливались дамы в длинных белых платьях, с изящными кружевными зонтиками в руках, кавалеры с тросточками. Впрочем, может быть, было всё вовсе не так, но мне приятно представлять всё это.

Когда начинает поспевать клубника, зацветает липа, и разве можно не узнать медвяный аромат цветущей липы или спутать его с каким-то другим! У нашей тёти Агнессы в давние времена был любимым одеколон, который назывался «Под липами»; неужели когда-то выпускали такой? И почему-то сразу вспомнилось название немецкого текста, ещё из средней школы, Unter den Linden — «Под липами». По-моему, так называлась одна из улиц в Берлине. Как красиво.

Мы гуляем с внуком, и я всегда стараюсь пройти маленькой аллейкой из молодых лип. Они цветут и заполняют всё вокруг нежной сладостью, над освещёнными солнцем ароматными кисточками жужжат пчёлы, свежее летнее утро становится светлым и весёлым. Я срываю несколько душистых кисточек и несу их старенькой маме, которая уже не выходит на улицу.

Баня

Милая провинциальная банька. Просторный тихий вестибюль, мирно беседующие друг с другом кассирша с уборщицей. Открываешь тяжёлую дверь в предбанник, и сразу с головы до ног обдаёт тебя тепловатой влажностью, запахом мыла и чистых распаренных тел. По всему предбаннику расставлено рядами множество старомодных деревянных шкафчиков с общими скамьями под ними, всё выкрашено светлой масляной краской. Входишь — и вмиг погружаешься в приглушённо-шумный, но расслабленный и неторопливый банный мир.

«Дежурная, шестьдесят седьмой», — громко выкрикивает вышедшая из облака пара в прохладный предбанник ярко-розовая кустодиевская Венера с тазиком в руках.