Это всё для меня…

А напротив седенькая бабулечка неторопливо надевает на себя чистое, аккуратно выглаженное залатанное бельишко. Уверяю, такого уже не увидишь на наших прилавках, а они всё ещё носят и носят свои трикотажные рубашечки, чулки… Им удобно, привычно и уютно во всём этом, да и не умеют они выбрать на наших пёстрых, многолюдных и дорогих базарах что-то подходящее для себя. Лучше уж это поберегут, залатают и любовно наденут на тело всё чистенькое после долгожданной бани, добраться до которой становится всё труднее и труднее.

Женщина средних лет, энергично растираясь махровым полотенцем, изливает своей одевающейся напротив соседке горькую обиду на грубую и властную подругу, за которой недавно ухаживала во время болезни. «И собой она такая видная, что вслед оглядываются, и богатая, и мужиков полно было, а замуж так и не вышла!» — заключает она. На что немногословная соседка тихонько, с чисто русским горестным вздохом замечает: «Чай, мужики-то тоже помягче любють».

«Пятидесятый закройте, пожалуйста», — совсем рядом взывает к дежурной нежный голосок, и стройная девушка, умеющая держать спинку, с тазиком в руках скрывается в банном отделении. Ох уж эта баня! Входишь, и каждый раз хоть с натуры рисуй. Вот она, пышная бело-розовая русская красота здорового тела! В воздухе расстилается лёгкий пар, снуют тазы, мочалки, шумит вода, льющаяся из кранов, шуршит падающая из-под душа. Жарко! Две женщины по очереди натирают друг другу мочалкой спины и обмениваются рецептами от болей в суставах. Слышится: «…Попринимаешь месяц-другой, и все ненужные соли выведешь из организма».

В маленькой уютной сауне — торжественная тишина, горячий деревянный пол и лавки из сухого светлого дерева. Садишься, и всё тело охватывает приятный жар; правда, подолгу выдерживают здесь только завсегдатаи. А вот и они. Шумно рассаживается весёлая компания. Понятно: закончился рабочий день, и где как не в сауне можно снять накопившееся за день напряжение, расслабиться и поболтать о своём, о девичьем.

А в банном отделении все плещутся, народу заметно прибавилось, очередь в душ, блестят золотые цепочки на груди, серёжки в ушах, красивые ухоженные женщины — тоже в баню прямо с работы.

В этот час становится особенно жарко, появляется желание выйти на воздух. Приятный прохладный душ — и снова в предбанник. Ух, хорошо!

«Дежурная, откройте пожалуйста…» Мокрыми руками тянешь из пакета пахнущее свежестью махровое полотенце и быстро-быстро вытираешься им. Главное — не озябнуть.

Выходишь на улицу с приятной лёгкостью во всём теле, и сразу приходят на ум и постоянно повторяются в такт шагам несколько строф где-то прочитанного стихотворения: «…И каждой клеточкой распаренное тело открыто первозданной чистоте». «И каждой кле-точ-кой рас-па-рен-ное тело от-кры-то пер-воз-дан-ной чис-то-те». Вон оно, верно переданное ощущение.

«С лёгким паром!» — встречают меня дома.

XI

. Из истории нашего рода

Пётр и Василиса

Вся наша семья — коренные ивановцы, осевшие в основном в Воробьёве. Именно в этот кусочек малой родины глубоко проникли наши родовые корни.

В Ильинской церкви венчали, крестили и отпевали моих предков. По тихим зелёным улочкам Воробьёва бегала малолетняя будущая моя родня. В Воробьёвских школах и начальном Ильинском училище постигали науку юные деды и прадеды моего сына. И ему, родившемуся далеко отсюда, теперь уже взрослому человеку, так же дорог этот уголок земли, как и всем нам.

Мне хотелось бы рассказать о своих прадеде и прабабушке по линии матери, которые ещё совсем молодыми перебрались сюда из Гаврилово-Посадского района и для потомков которых город Иваново стал дорогой сердцу родиной.

Мой прадед Пётр большую половину жизни прожил в деревне, крестьянствовал, имел семерых детей, но, устав бороться с нуждой, решил где-то в начале 1900-х перебраться в Иваново. Прадед привык всё делать основательно, поэтому, прибыв в Иваново заблаговременно, устроился работать дворником в усадьбу бывшего ивановского фабриканта Бакулина, возможно по чьей-то рекомендации.

Бакулин, разглядев в Петре человека неглупого, старательного, исключительно честного и глубоко верующего, приблизил его к себе. Как рассказывала впоследствии моя бабушка, барина даже в бане мыть удостаивался чести только Петруша.

Бакулин же и помог Петру со строительством дома. Прадеду выделили участок в Воробьёве, почти напротив усадьбы хозяина. Сюда, отстроившись, Пётр и перевёз всё своё многочисленное семейство во главе с женой Василисой.

Трое старших детей пошли работать на фабрику. Владевший грамотой Пётр устроился в фабричной конторе, моя пятнадцатилетняя бабушка и её старшая сестра стали ткачихами.

Надо сказать, что мою прабабушку Василису прадед сосватал из соседнего с деревней села Ярышева, взяв её в жёны из очень бедной крестьянской семьи за красоту. Была Василиса белолицей да статной, с большими серыми глазами.