Это все придумали люди [СИ]

— Мне нужно было привезти Сандра сюда. Здесь они не смогут до него добраться.

Сэр Малькольм нахмурился.

— Значит, они пытались.

— Да.

— Там, в Москве?

— Да.

— И ты прикрывала его всю дорогу сюда? Ты великолепна, моя дорогая!

— Я не великолепна, я дура, — поморщилась Алиса. — Надо было везти его сразу же, как он вернулся. А я… поддалась эмоциям, я думаю, — она снова посмотрела на меня, как будто смущенно, и это оказалось невероятным облегчением — видеть опять ее глаза, в которых при этом больше не осталось вечной усталости. У нее были очень красивые глаза.

Они с сэром Малькольмом продолжали обсуждать что-то, чего я не понимал, продолжали обсуждать меня, а я постепенно все меньше прислушивался к их разговору. Мы вышли на террасу, солнце садилось, голова болела все сильнее. В какой-то момент Алиса спросила меня с некоторым нажимом, что со мной. Когда я сказал, что у меня болит голова, они с сэром Малькольмом обменялись долгим взглядом, после чего Алиса куда-то ушла, а вернулась с двумя маленькими таблетками и стаканом воды. Лекарство помогло, голова стала болеть чуть меньше, но зато меня снова начало клонить в сон. Я задремал тут же в кресле под звук их ровных, спокойных голосов. Через некоторое время Алиса тронула меня за руку и тихо позвала:

— Сандр.

Я тут же открыл глаза — от звука этого странного имени и от звука ее голоса, непривычно мягкого, почти нежного.

— Пойдем, я отведу тебя в твою комнату.

Я неохотно выбрался из кресла, пытаясь убедить себя, что на кровати спать будет значительно удобнее. Сэр Малькольм пожелал мне спокойной ночи и тут же куда-то исчез, еще до того, как мы с Алисой успели выйти из комнаты. Все-таки у них обоих была очень странная манера перемещаться в пространстве.

Алиса повела меня за собой через бесконечный дом, погруженный в темноту и тишину. У одной из дверей она остановилась, распахнула ее и зажгла в комнате свет.

— Располагайся, — Алиса махнула внутрь рукой. — Там ванная, а направо — гардеробная, в ней есть твоя одежда.

Я кивнул, задумчиво подходя к указанным дверям и по очереди открывая их. В ванной стояла ванна, в гардеробной висела одежда. Все сходилось.

— А где будешь спать ты? — спросил я, недоверчиво рассматривая вереницу черных джемперов и черных брюк, очень напоминающих те, что были на мне сейчас.

— У меня тоже есть здесь своя комната, — просто ответила Алиса.

Я все еще смотрел на содержимое гардеробной и потому не знал, какое у нее при этом было лицо.

— Спокойной ночи, — добавила она.

Я оглянулся, Алиса стояла в проеме двери, уже повернувшись ко мне спиной, и собиралась уходить.

— Алиса, — тихо позвал я, она замерла, а рука осталась лежать на ручке двери, и только пальцы слегка сжались.

Конечно, мой брат был не прав, когда предположил, что я не помню, что нужно делать с девушками. Такие вещи не забываются. Это все равно, как…

Все равно как ездить на велосипеде.

* * *

Существует ли на свете абсолютное счастье? Незамутненное, не испорченное никакой сторонней мыслью, никакими привходящими обстоятельствами? Существует ли счастье, заключенное в самом бытии, а не его качествах, внешних атрибутах и проявлениях? Существует ли такое бытие, которое само по себе означает счастье?

Мои слова могут звучать не слишком убедительно, потому что я — человек, который не помнит большую часть своей жизни, но я все-таки посмею утверждать, что такое бытие существует. Потому что по крайней мере одну ночь своей жизни я был безусловно счастлив.

Одну ночь для этого оказалось совершенно достаточно просто быть.

А потом наступило утро, промозглое мокрое утро, и под назойливый шум затяжного дождя стало понятно, что никакого счастья нет, а есть жизнь, огромная, непонятная, катастрофически сложная, и нужно найти способ как-то ее жить, и не очень понятно, как это делать.

На прикроватной тумбочке я обнаружил пепельницу, пачку сигарет и коробок сувенирных спичек с изображением сиднейской Оперы. Наверное, они лежали здесь всю ночь, наверное, они лежали здесь всегда — раз это была моя комната, — но заметил я их только утром, и это стало первым знаком, первой связью со сложной и многоликой реальностью. Сегодня ночью курить не хотелось совершенно. Но ночью, с большой долей вероятности, мы с реальностью сумели несколько разойтись во времени и пространстве.

— О чем ты сейчас думаешь? — голос Алисы на некоторое время сумел разрушить тонкие нарождающиеся связи с окружающим миром.

— О вреде никотиновой зависимости, — отозвался я, доставая из пачки сигарету и поднося ее ко рту. После этого я на мгновение замер, потому что прикуривание от спичек, при всем своем винтажном шике, имело один безусловный недостаток — для него требовалось две руки. Но моя левая рука была безнадежно занята — и я еще не настолько смирился с реальностью, чтобы пытаться ее освободить.

— Дай сюда спички, — пробормотала Алиса.

Я протянул ей коробок, и она как-то очень бережно и осторожно зажгла одну спичку и дала мне прикурить. Потом легко подула и бросила через меня обгоревшую спичку в пепельницу. Я улыбнулся.