Это все придумали люди [СИ]

— После такого мне ничего не остается, кроме как начать называть тебя «детка».

Алиса почему-то вздрогнула.

— Можешь называть меня как угодно, но только не так, — ответила она резко, и теперь ее голос уже не разрывал с реальностью, а еще прочнее связывал с ней.

В реальности я опять ничего не знал о ней и опять совершал ошибки в самых простых местах — просто потому, что ничего не знал.

Ночью я знал о ней все.

— Я хотел бы… — начал я и осекся. С большой долей вероятности то, что я собирался сейчас сказать, стало бы очередной ошибкой.

— Да?

— Я хотел бы все вспомнить.

Алиса снова вздрогнула, но ничего не ответила. Я повернулся и посмотрел налево и вниз, туда, где она лежала, свернувшись на моей руке. Ее глаза были устремлены в окно, покрытое мелкими каплями.

— Ты этого не хочешь? — спросил я.

— Нет, — ответила она коротко, все еще не глядя на меня.

Я задумался, потом отложил сигарету на край пепельницы, взял правой рукой ее лицо за подбородок и заставил посмотреть на меня.

— Потому что?..

Она мягко, но уверенно вывернулась из моей руки, приподнялась и спрятала лицо куда-то мне за ухо.

— Потому что сейчас мы оба чудесно ошибаемся.

— Ошибаемся?..

— Да.

— Насчет чего?

— Насчет того, что я для тебя значу.

— Ты очень много для меня значишь.

— Вот именно.

— Ты думаешь, если я все вспомню, это будет не так?

— Я не думаю, — возразила она спокойно, — я знаю.

— Но…

— Сандр, — прервала она меня, приподнимаясь на локте и глядя на меня в упор, — давай я попробую объяснить так, чтобы ты понял. Никогда раньше ты не был со мной таким, какой ты сейчас. И я могу придумать только одну причину, по которой это так.

Она опять смотрела на меня этими глазами — полными вечной усталости, с которой ничего нельзя было сделать.

Но я больше не хотел с этим мириться.

— Я обещаю тебе, — сказал я с нажимом, — что я всегда буду таким. Несмотря ни на что.

Она улыбнулась, но эта улыбка никак не тронула выражения ее глаз.

— Ты мне не веришь, — пробормотал я, начиная злиться. — Если ты настолько не доверяешь мне — зачем я вообще тебе тогда?

Она снова стала серьезной, и усталость немного ушла, уступив место странной уверенности.

— Я доверяю тебе, — сказала она твердо. — Я доверяю тебе всегда и во всем — потому что я знаю, что всегда и во всем ты поступаешь настолько честно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Но я знаю также, что обстоятельства в любой момент могут измениться. И тогда честность будет предполагать что-то совсем другое.

Она мягко улыбнулась, быстро поцеловала меня в упрямо сложенные губы — и встала с кровати.

Утро наступило окончательно.

Когда она ушла, я лег по диагонали, раскинув руки, стараясь занять на кровати как можно больше места — чтобы как-нибудь замаскировать вопиющую пустоту рядом. Конечно, можно было встать самому, одеться и найти Алису где-нибудь внутри этого огромного, распластанного по земле дома — но я знал, что у нее будут те же самые глаза, и мне снова будет казаться, что она не со мной, а с тем странным человеком, у которого были мое лицо и мое имя, возможно, моя голова и мое сердце — и который при этом мог вести себя с ней как-то иначе. Вести себя так, чтобы навсегда сделать ее бесконечно усталой.

В конце концов я все-таки поднялся и попытался по мере сил втиснуть себя в неудобные, жесткие, холодные рамки реальности, и даже застелил постель, чтобы не оставить ни одного воспоминания о том, что когда-то вместо этих рамок могло существовать нечто совсем иное.

Я нашел их обоих в той же самой гостиной. Сэр Малькольм выглядел таким же основательным, чистым и невозмутимым, как и вчера. На Алису я старался не смотреть, и потому заметил только, что она, кажется, успела поменять платье. Но я мог и ошибаться. Цвет был тот же самый — серый, спокойный. Никакой.

— Доброе утро, Алекс, — сэр Малькольм великодушно улыбнулся. — Ты голоден?

— Нет, спасибо, — машинально ответил я, и тут же задумался. С того момента, как я очнулся у Мишкиной двери, прошло уже больше суток. За все это время я не съел вообще ничего — даже вчера в самолете головная боль мучила меня так сильно, что я и подумать не мог о еде. По всем законам природы сейчас я должен был бы испытывать зверский голод — но мне хотелось только пить.

Сэр Малькольм внимательно смотрел на меня.

— Может быть, тогда выпить чаю?

— Да. Пожалуйста.

На моих словах Алиса бесшумно исчезла, и я услышал в отдалении звон посуды. Наверное, мне полагалось сесть и начать с сэром Малькольмом основательную и невозмутимую беседу — но, во-первых, я не мог придумать ни одной достаточно основательной темы, а во-вторых, мне вовсе не с ним хотелось сейчас поговорить.