Это всегда был он

Дима уходит на кухню и открывает окно, чтобы немного проветрить. В раковине стоит пара стаканов и тарелка из-под закусок. Он наливает в чашку воду из фильтра и снова ухмыляется, вспомнив то, какой концерт устроила ему ночью Ксюша. Это было нечто.

Вернувшись в спальню, Дима опускается на край кровати. Ксюша медленно садится, прижимая одной рукой к груди одеяло, а непослушными пальцами второй хватается за керамическую ручку. Жадно пьет, тяжело вздыхает и смотрит на Диму из-под ресниц.

– Почему на мне только рубашка?

– А ты не помнишь? – спрашивает Дима и прикусывает нижнюю губу.

Ксюша прикрывает глаза, и он все-таки не может сдержать смех.

– Вчера ты заявила, что спишь голышом. Как настоящая взрослая! – театрально озвучивает Зимин.

– О боже… – скулит Ксюша, упираясь лбом в обод чашки.

– А еще говорила, что атеистка.

– Какой ужас…

– Угу. Пришлось рубашку тебе на спине застегнуть, чтобы ты не раздевалась. Хорошо, что у меня есть парочка с узким горлом.

– Значит, мы… мне не…

– Ну-у-у… вообще-то ты ко мне приставала. Как взрослая, разумеется. Напор у тебя, конечно… я даже не ожидал.

– Че-е-ерт, – тихо тянет Ксюша. – Мы все-таки…

– Ты за кого меня принимаешь, а?

– Дима, скажи уже, как есть. Мне и так фигово.

– Ничего не было. Боюсь, я до тебя не дорос.

Она вскидывает голову и с облегчением выдыхает, слабо улыбаясь:

– Спасибо. Мне пока нравится быть девственницей.

– И правильно. Мне тебя еще замуж брать. Ну как подрастем. Оба.

– Иди в пень! – хихикает она, толкая его в плечо.

Одеяло сползает с груди Ксюши, но Дима не опускает взгляд, продолжая смотреть в голубые глаза.

– Что еще я натворила? – смущенно спрашивает она.

– А что помнишь?

– М-м-м… помню, как мы спорили из-за фильма, только не помню из-за какого именно.

– А песни?

– Я еще и пела?! – она в ужасе подается вперед.

– О да-а-а. Лепс вряд ли бы одобрил. А Ани Лорак была бы в ужасе.

– Лепса?! Пристрели меня!

Дима раскатисто смеется, а Ксюша тихо хнычет. Он протягивает руку, притягивает дурную голову к своему плечу и ласково поглаживает по мягким спутанным волосам:

– Ну все-все. Я никому не расскажу. Обещаю. Только и ты мне кое-что пообещай.

– Все, что хочешь.

– Не напивайся так больше ни с кем, ладно?

– А с будущим мужем? – отстраняется Ксюша, лукаво сощурившись.

Дима растерянно дергает бровями. Кое-что от настоящей взрослой девушки в ней все-таки проклевывается, и он пока не знает, что с этим делать и как реагировать.

– Об этом и говорю. Только со мной, – улыбается Дима и встает с нервным желанием увеличить дистанцию. – А теперь нам нужно поторопиться, иначе твой братец меня грохнет. Твои вещи в ванной. Умывайся, и поедем.

Ксюша кивает и оттягивает пальцами ворот рубашки, надетой задом наперед. Дима смотрит на нее и невольно облизывает губы, почувствовав неожиданную сухость.

– Давай помогу, – говорит он и шагает в сторону, убирая волосы с ее спины.

Пальцы касаются белых пуговиц, костяшки мягко задевают молочную нежную кожу, которая тут же покрывается крупными мурашками. Зимин стискивает зубы и уносится на несколько часов назад. Ксюша носилась по квартире в одном полотенце, верещала и смеялась, пытаясь его соблазнить и доказать, что уже давно не малышка. И ему пришлось принять этот факт, ведь во всех нужным местах она явно подросла, но позволить себе большего он не мог. Поэтому гонялся за ней сначала с футболкой, а после того, как Ксю с легкостью стянула ее и зашвырнула на шкаф, уже с рубашкой. При помощи долгих торгов и манипуляций ему удалось уговорить ее просунуть руки в рукава, а вот для того, чтобы застегнуть пуговицы на спине, пришлось отвлечь…

Дима расстегивает четвертую пуговицу, жар из его груди поднимается вверх по горлу.

– Дальше сама, – сипло произносит он. – Я буду на кухне.

* * *

Поморщившись, отвожу руку с телефоном от уха, потому что высокий, полный волнения голос мамы усиливает головную боль. Смахиваю влажные волосы, прилипшие к горячему лбу, и пытаюсь втянуть воздух носом, но не получается.

– Настя! Ты меня слышишь?!

– Да, мамуль, я тут. Все поняла. Постельный режим, много теплой жидкости и никаких подвигов.

– Хорошо, – тяжко вздыхает она. – Это ж надо. И телефон потеряла, и под дождь попала.

– Да, денек был так себе.

– Хочешь, я отпрошусь с работы на пару дней и приеду?

– Нет-нет! – приходится напрячь голосовые связки, и воспаленное горло сводит от боли. – Все нормально. Я справлюсь, правда. Не переживай, это всего лишь простуда, а телефон… девочки обещали сходить сегодня в то кафе, где мы были вчера. Вдруг его кто-то из персонала нашел.

Я редко лгу родителям, но тут пришлось выдумать целую историю, ведь правда могла бы стать для меня скорым билетом до Воронежа в один конец.

– Да? Ну хорошо, – чуть спокойнее отвечает мама. – Но если в ближайшие дни телефон не найдется, сразу позвони мне. Мы с папой переведем тебе денег на новый. Не можешь же ты с чужим ходить.

– Спасибо, мамуль.

– Не за что, солнышко. Что там с температурой?