За исключением размышлений о прошлой ночи, подарка на день рождения Сэма и дальнейшего создания худшего логотипа всех времен для бистро Кирана.
– Сегодня утром у Ашера не было времени погулять с собаками. Не спрашивай меня, что натворил мальчик прошлой ночью, что он так опоздал сегодня, – Ричард покачал головой, – но, может быть, ты сможешь немного прогуляться с Саймоном и Фениксом?
Ой. Мой. Бог.
Нет, этого я определенно сделать не могу. Эти твари огромны. Нет, они… чудовищны. И они пускают слюни. Кроме того, у меня нет шансов взять этих собак под контроль в случае чрезвычайной ситуации, потому что они, судя по всему, имеют тяговую силу небольшого грузовика. Я же не хочу умирать. Я даже не могу их различить. Я не знаю команд, которых они слушаются. Я…
– Конечно, – слышу я собственный голос. О боже, это была я?
– Замечательно. На кухне стоит банка с лакомствами для собак, так что ты всегда сможешь заставить их повиноваться. Они жутко прожорливы, ты это наверняка помнишь.
– Хорошо.
Я уже вижу себя стоящей на лугу с крошечным собачьим печеньем в руке, а оба боксера с огромной скоростью бросаются на меня, чтобы откусить мне руку. Почему я не могу просто сказать «нет»? Почему я не могу сказать ему, что боюсь собак? До сих пор, даже спустя четыре года. Почему я не сказала ему об этом уже тогда? О том, что я никогда не хотела создавать проблемы?
– Это ведь для тебя не проблема?
– Конечно, нет.
– Замечательно. – я отворачиваюсь и, поникнув плечами, бросаюсь к двери. – Ах да, Айви.
– Да?
– Возможно, это прозвучит сейчас немного неожиданно, – начал Ричард. Он задумался, а потом покачал головой. – Сэмюэль говорил с тобой о Дартмуте? Он там хорошо провел время, и у нас хорошие отношения с нынешним деканом, что наверняка упростило бы поиск комнаты. Что ты думаешь о том, чтобы взглянуть?
Я неуверенно качаю головой:
– На самом деле мы говорили только о его заграничном семестре в Париже.
– Если бы ты училась в Дартмуте, то могла бы быть дома всего через два часа езды по трассе. Ты сможешь возвращаться домой каждые выходные.
У меня образуется комок в горле. Мой дом в Нью-Йорке. По крайней мере, так было последние четыре года, и я не выбирала его. Мы с Обри только что освоились в Бруклинском колледже, и теперь я должна вернуться в Нью-Гэмпшир, чтобы быть ближе к дому? Почему? Потому что тогда у него не должно быть угрызений совести – теперь, когда он смертельно болен? У меня на языке появляется горький привкус.
– Я не знаю…
Мои мысли вращаются вокруг аварии. Вокруг многих вещей, которые остаются невысказанными между нами.
– Ты должен был сказать мне, – слишком тихо. Мой голос звучит слишком тихо.
– Что же?
Отчим снова склонился над своими документами, но теперь поднял голову.
– Об аварии Ашера на мотоцикле. Он чуть не умер, а я ничего не знала. Я бы с удовольствием навестила его, понимаешь? Я могла бы помочь ему.
Ричард выглядит совершенно растерянным. На какое-то мгновение он собирается. Отчим ощупывает свой лоб, выражение его лица мрачнеет.
– С твоей мамой случился этот ужасный несчастный случай…
Худший период в моей жизни.
– Да, это было ужасно. Мне жаль, что мама умерла и из-за этого тебе пришлось заботиться обо всем в одиночку. Особенно обо мне. Она не заслужила этого, и ты тоже. Я знаю, что мы с Ашером много ссорились, и за это мне тоже очень жаль. Тебе, наверное, было нелегко нас терпеть. – Ричард издает стон. – Но мы бы наверняка справились с этим. Я имею в виду, что мы уже очень хорошо ладим друг с другом.
– Ты не понимаешь, Айви. В то время все просто нельзя было повернуть иначе.
Он встает, но останавливается перед своим столом, как будто там есть невидимая преграда, которую он не может преодолеть. Или не хочет. Его брови нахмурились, и я только и жду, что он раздраженно отмахнется от моего замечания простым движением руки. Вместо этого Ричард, тяжело дыша, опирается о стол.
– Ты прав, – быстро говорю я. – Я действительно не понимаю этого. Но сейчас я оставляю тебя в покое, потому что не хочу быть виноватой в том, что у тебя болит голова.
Я иду медленно, потому что какая-то часть меня надеется, что он удержит меня и все же объяснит мне все. Но Ричард не произносит ни звука.