Это всё ты

После этого мне становится легче. Я даже могу сделать полноценный глубокий вдох.

– Все ведь в силе, зай? Мм-м? Наш уговор… Ты уедешь со мной, когда все утрясется?

Чувствую выдох Ю, когда она открывает рот, чтобы ответить. Но слова вкусить не доводится.

Мощный удар сзади. Оглушающий скрежет металла. Пронзительный звон разбивающихся стекол. И нас сметает в заснеженный кювет.

Пока летим, сгребаю Ю. Пытаюсь уберечь, закрыть собой, спрятать за ребрами, где ей, как части меня, самое место. Слышу, как она визжит, пока нас кидает. Ощущаю, как вжимается. В какой-то момент кажется, что к концу пути реально в одно целое сплавимся.

Но…

Все прекращается. И я помимо нестерпимый боли в грудной клетке чувствую шевеления Юнии.

Отлепляю ее от себя, чтобы осмотреть. Морщусь при виде крови на лице. Шумно втягиваю воздух. Отстегиваю ремни. Начинаю ощупывать.

– Я в порядке… – толкает она, когда я уже сам в этом убеждаюсь, проинспектировать каждую часть ее тела, даже ноги.

Притянув обратно, с надрывом обнимаю. Грудь резко сокращается, как ни пытаюсь сдержать эмоции.

Из динамиков расходятся звуки входящего вызова. А я все давлю Ю на себя, в себя… Не могу ее отпустить!

– Ответь… – шепчет она между всхлипами.

Отвечаю, когда вижу на экране емкое «Папа».

– Слушаю, – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но лишние вибрации все же прорываются.

– Господи, Ян… – вздыхает отец с явным облегчением. – Ты в порядке, сынок?

– Да… Вполне.

– Минуту назад мне позвонили с незнакомого номера. Поступили угрозы на твой счет. Будь осторожен.

– Филатовы? – туго соображаю, о чем речь.

Перехватывая изумленный взгляд Юнии, только моргаю.

– Нет. Не они, – тяжело заверяет отец.

– Кто тогда?

– Тот, кому сильно не понравилось мое освобождение.

Совершая натужный вдох, оторопело смотрю на бредущих к нам с трассы людей.

– Эм… Пап, – нервно облизывая губы, суматошно провожу ладонью по лицу. – Кажется, нам нужна твоя помощь. Прямо сейчас.

– Продолжай.

– Полиция, скорая, эвакуатор, – перечисляю сухо. – Геолокацию сейчас скину.

68

Какой еще рецидив?

© Юния Филатова

– Я сейчас выйду. Хочу осмотреть машину. Да и нужно сказать всем, кто остановился, что помощь уже едет, – озвучивает Нечаев тем же хладнокровным тоном, которым секунду назад общался с отцом.

Эта серьезность пугает. Лишает возможности говорить. Заставляет цепенеть.

Пока Ян тянется к заднему сиденью за пледом, дышу через раз.

– Укутайся и сиди тихо, – инструктирует так же сдержанно. Только теперь замечаю, что через дыру в крышке багажника в салон со свистом врывается морозный воздух и залетают крупинки снега. Охотно принимаю плед, хотя еще не знаю, смогу ли самостоятельно в него завернуться. Кисти мало того что скручены от холода и подвержены дрожи, так еще в крови из-за мелких порезов. Все происходило так быстро, что в процессе не ощущалось, куда летели осколки. Сейчас я чувствую острую и колючую крошку в волосах, под курткой и даже под свитером. Стоит пошевелиться, они осыпаются ниже, задерживаются под топом и ранят кожу. – Оставайся внутри до приезда полиции или скорой, поняла?

Странное указание.

Но куда более впечатляющим является суровый взгляд Яна. Не смею ослушаться. Киваю и с трудом двигаю губами, когда он наклоняется, чтобы поцеловать.

Характерный будоражащий Нечаевский букет с привкусом соли и металла – последнее, что я улавливаю.

Настойчивый, пронзительный, чрезвычайно чувственный, отличительно болезненный и вместе с тем оглушающе мощный, темный и необузданный взгляд – последнее, что принимаю.

Удушающая скованность в груди и адское сокращение разорванного сердца – последнее, что чувствую.

А потом… Ян уходит, не оглядываясь.

Выбравшись из машины, ничего он не осматривает. Сразу же шагает, рассекая сугробы, навстречу двум темным фигурам.

Отчего-то мне кажется важным услышать их разговор. Но даже застопорив дыхательную функцию, не разбираю ни слова. Один из мужчин – который постарше, с пепельной головой – между какими-то фразами указывает на разбитый Икс[22] Яна. Он, не оборачиваясь, мотает головой.

Тот же седой отводит полу пальто… Не пойму, что именно демонстрирует. Мне видна лишь черная водолазка. Нечаев взгляд опускает, кивает.

– Не здесь, – удается уловить через мгновение. И все равно кажется, что додумываю. Воображаю голос Яна в своей голове. Но если так… Слова, которые он говорит, звучат неуместно: – …Просто девчонка… Левая…

Еще два коротких, похожих на матерные, слова… И все трое идут к трассе.

Я судорожно вдыхаю, со всхлипами выдыхаю, заставляю себя завернуться в плед, смотрю на дорогу и с немым потрясением прослеживаю то, как Ян спокойно садится в чужую машину… Слезы начинают бежать по щекам гораздо позже того момента, когда автомобиль трогается с места и уезжает.

Не понимаю, что происходит.

Чувствую себя брошенной, растерянной и такой несчастной. Тишина давит, воспаляет нервы, доводит до сумасшествия. Дергаюсь не только от малейших шорохов с улицы и завывания ветра, а и от тех звуков, которые сама издаю.

Сама себя пугаю!

Но остановиться не получается.