Это застряло в памяти

Тётя каждые два часа ставит мне градусник. Они тихонечко вспоминают свои солнечные удары, аппендициты, воспаления лёгких, а дедушка – страшную малярию, которую он перенёс во время военной службы на Кавказе давным-давно, в молодости. Саня на свободе, с девчонками в кустах, наверное. Я разлепляю глаза, чтобы взглянуть на мою любимицу, сосну. Она склонила вершину, сочувствует мне. Мы обе знаем, что это не солнечный удар, а совсем-совсем другое, и никто мне не поможет, и никакие лекарства, отвары и градусники, надо просто ждать, когда я вырасту, и тогда…

«…Я только что окончила медицинский институт, я очень хорошенькая, у меня много друзей, все наперебой за мной ухаживают, но я глуха к изъявлению их чувств. Я поглощена мыслями об одном человеке, которого нет со мной, где он? Решив посвятить свою жизнь медицине, я уезжаю на Крайний Север, чтобы приносить пользу людям. Я прекрасный врач, спасаю больных в тайге и в тундре, у меня за спиной тысячи километров на самолётах, машинах, оленях, собаках, на лыжах. В любую погоду – в мороз, в пургу – я бесстрашно иду на помощь людям. Меня все знают, обо мне пишут в газетах, но я не горжусь своей славой, не в ней счастье. Однажды за мной присылают оленей. В далёком посёлке помощь нужна артисту из приехавшей в совхоз театральной труппы, которая попала в аварию в тайге. Им пришлось долго идти по глубокому снегу через лес. Все спаслись, но один из актёров, помогая слабым, сам получил обморожение и слёг. Я прыгаю в упряжку, со мной всё необходимое, мы несёмся сквозь пургу, и вот мы уже на месте. Осматриваю больного – нет, я не ошибаюсь, это он! Никита! Он, конечно, сильно пострадал, но я лечу его, ему всё лучше, я ведь хороший врач. И наконец он открывает глаза, смотрит на меня долгим взглядом, узнаёт и с улыбкой шепчет: “О, неужели это вы? Я искал вас по всему свету столько лет, что почти лишился всякой надежды вновь встретить вас… Какое небывалое счастье… Мне так много надо вам сказать… Наконец-то мы навеки вместе…” У меня от радости перехватывает дыхание… О-о-ох…»

Я со стоном выдыхаю, и дедушка спешит приподнять мне голову и залить в рот мятный отвар, гладит по голове и приговаривает: «Всё до свадьбы заживёт, потерпи, милок, пройдёт твоя хворобушка». За калиткой поют «Смело, товарищи, в ногу». Ника поёт громче и правильнее всех.

По нашей дороге машины ездят редко, чаще велосипеды. Утром после завтрака гуляют старики с палочками и мамаши с маленькими детьми, вечером степенные пожилые пары, а днём тут никого нет. Мы разучиваем танцы прямо на дороге, спешим, потому что через несколько дней мы даём концерт для тёти Магды. У нас не получается, мы нервничаем, а нам, как назло, мешает один мальчишка. Он появляется каждый день, садится на краю дороги, свесив ноги в канаву, гогочет, строит рожи, показывает на нас пальцем, передразнивает. Мы его знаем, он живёт на нашей улице и вечерами торчит на волейболке. Товарищей у него нет, потому что он ко всем мальчишкам задирается, а, получив, хнычет и жалуется старшему брату. Он наш ровесник, но уж очень маленький и тощий, ухо у него всегда залеплено ватой, даже в хорошую погоду на нём кепка и тяжёлые башмаки на шнуровке. Вообще он похож на комара. Такого надоедливого комара. Теперь он привязался к нам. Мы решаем его не замечать. Он злится и тонким голосом орёт обидные слова. «Эй, жир-трест, не лопни, гы-гы-гы…» – это он Нике. «Эй, скелеты, не сломайте свои ножки-спички, гы-гы-гы…» – это нам с сестрой. «Эй, Валька, передай привет Розочке Абрамовне, ой, Розочке Морковине!»