Это же я…

Условия, в которых мы с моими музыкантами тогда существовали, были, мягко говоря, спартанскими. Понятие «райдер» в моем тогдашнем лексиконе отсутствовало. Поскольку в «Гала-рекордз» не было концертного отдела, а стало быть, людей, которые понимают, как организовать гастроли, мы тыкались в мир шоу-бизнеса, как слепые котята. Обычно все договоренности утрясались в телефонном разговоре, нам что-то обещали в телефонную трубку, а на деле оказывалось, что люди вообще не понимали, о чем говорят. Мы могли приехать в город, отправиться на саундчек и не увидеть элементарных вещей, которые нужны были для работы. Например, микрофона. Вот все есть, а микрофона нет. «Где?» – спрашивает директор, уже уставший задавать этот вопрос в разных городах. «Микрофон-то? – уныло соображает организатор концерта. – А его нету. Да и зачем он вам?» У людей была непрошибаемая уверенность в том, что эта девочка живьем петь никак не может. Тем более что они видели по телевизору клип «Знаешь ли ты» (там певица, дурачась, поет в фен). «Да-да, – кивал мой директор, – в клипе она в фен поет, а на концерте в дрель, как правило. Или в отвертку». Практически в каждом городе приходилось объяснять, что нам нужен не только микрофон, а еще очень много разной другой аппаратуры. У организаторов девочка с голосом олененка Бемби никак не ассоциировалась с живым коллективом и тяжелой музыкой. А ведь это и было нашей главной фишкой – совместить мой детский голос и рок-н-ролльные гитары. Но донести до организаторов пожелания моих музыкантов, вышедших из рок-команд и умеющих играть только живьем, оказалось сложно. Я ставила ультиматумы: если не будет нужного количества микрофонов – мы не выйдем, потому что я не выступаю под фонограмму, а в дрель петь не умею. Принимающая сторона тут же начинала канючить, давить на жалость: «Ну что вам стоит? Вы ведь уже здесь, вы так долго ехали, ну выйдите на сцену, люди ждут, они на вас посмотрят, а петь не обязательно». Но все это было бесполезно, халтурить я не умела и не собиралась.

Разумеется, устроив парочку подобных выволочек, я прослыла у промоутеров капризной взбалмошной девчонкой. Они меня, мягко говоря, не обожали. Да и мы уже устали бороться и постепенно, наученные горьким опытом, стали рассылать по организаторам наш райдер, где черным по белому было написано, какие должны быть микрофоны и где должны стоять мониторы. Впрочем, это тоже не спасало. Особенно не любила я выступать в цирках. Там зрительный зал устроен так, что сцена располагается внизу, а люди сидят почти под потолком. И чтобы звук распределялся равномерно по всему залу, под куполом обязательно должны размещаться специальные колонки под названием подвесы. В нашем райдере это было четко прописано, на словах организаторы их наличие всегда подтверждали, но как только мы оказывались на месте, выяснялось, что подвесов нет. Я терпеливо объясняла организаторам, что, мол, нет подвесов – нет концерта, потому что верхним рядам не будет слышно ничего, получится брак, а я не могу обманывать публику. «Мы не можем ничего сделать», – говорил директор цирка, разводя руками. Я его понимаю: чтобы повесить и правильно закрепить эти колонки, нужны специальное разрешение, специалисты-техники и даже альпинисты. И директору проще, глядя мне в глаза, объяснить, что это никак невозможно и колонки вон там висеть не могут исключительно по природе своей. Помню, однажды я, взбешенная, полезла сама под купол цирка, чтобы пальцем лично ткнуть директору в крюки, на которых должны эти злосчастные колонки крепиться. Люди, находящиеся в тот момент на площадке, чуть в обморок не попадали – высота там довольно внушительная, но остановить меня было просто невозможно.