Это же я…

Леша радовался переменам, происходящим со мной, и все девять месяцев был вне себя от счастья. Я никогда не верила этой типично мужской фразе: «Если ты подаришь мне ребенка, я тебя буду носить на руках!» Всегда казалось, что это позерство.

Я никогда не верила этой типично мужской фразе: «Если ты подаришь мне ребенка, я тебя буду носить на руках!»

Но на примере Леши убедилась, что так вполне может быть. Он начал в буквальном смысле сдувать с меня пылинки. Делал всю домашнюю работу, постоянно был рядом и держал за руку, беспокоился, чтобы я вовремя поела и приняла витамины. Как-то раз признался: «Я все время думаю о том, как ты, такая маленькая, носишь ребенка и потом еще его рожать будешь! Переживаю за тебя очень». Я первый раз за много-много лет чувствовала себя по-настоящему важным для кого-то человеком – и это было волшебное ощущение. Конечно, он остался верен себе и продолжал надо мной подтрунивать, как делал это всегда, но я не обижалась, наоборот, находила это забавным. В основном шутки касались моих новых параметров девяносто-девяносто-девяносто. По Лешиному мнению, я была колобок и плюшка. Если я шла по улице и надо пройти между двумя припаркованными машинами, он говорил: «Не ходи, ты там застрянешь!» А когда меня по какой-то причине вырезали из одного телевизионного эфира, он смеялся: «Испугались, наверное, что ты не влезешь в экран». Для меня такие несколько резковатые шутки всегда оставались гораздо милее самых изысканных комплиментов, я отвечала ему в том же духе, и нам было очень весело.

Я первый раз за много-много лет чувствовала себя по-настоящему важным для кого-то человеком – и это было волшебное ощущение.

Впрочем, при всем при том осознать, что внутри меня растет настоящий живой человек, никак не получалось. Я до последнего прыгала по сцене, где все грохотало, сверкало и искрилось, пела песни, жила полной жизнью. Когда пришло время рожать, я, приехав в клинику, первым делом заказала себе по телефону роял чизбургер с кисло-сладким соусом и колой. Мне хотелось есть, и я решила, что пока не поем – рожать не стану. Все происходящее казалось какой-то игрой, шуткой, забавой. Дело было Восьмого марта, все звонили, чтобы поздравить меня с праздником, а я отвечала: «Подожди, я тут рожаю, перезвоню чуть позже». И врачам говорила: «Вы мне кровь не показывайте, если будет, а то я в обморок свалюсь!» Ну то есть совершенно не понимала, куда я вообще приехала и что сейчас со мной будет.

Роды продолжались восемнадцать часов. Сказать, что они были сложные – не сказать ничего. Но впереди меня ждал настоящий ужас: Саша не дышала. Ее очень долго приводили в чувство, паника началась жуткая, к моим врачам присоединились доктора из других отделений, все бегали, суетились, а я пыталась хоть кого-нибудь остановить и добиться объяснений, кричала: «Скажите, что с моим ребенком?!»

Сказать, что они были сложные, – не сказать ничего. Но впереди меня ждал настоящий ужас: Саша не дышала.