Этот бессмертный

– Я много раз видела, как ты важно расхаживаешь в своем Черном Костюме, пьешь ром, будто воду, корчишь из себя знатока, кичишься своей силой… Ты ведь вкладываешься во все, что только движется, не так ли?

– За исключением шмелей и рыжих муравьев.

– Может, у тебя есть какой-нибудь капитальный план, о котором мне неизвестно? Тогда скажи нам, и мы поможем тебе его осуществить.

– Это тебе пришло в голову, что я Карагиозис. Я уже объяснил, почему Хасан назвал меня этим именем. Фил знал Карагиозиса, а ты знаешь Фила. Он что-нибудь когда-нибудь говорил об этом?

– Ты сам понимаешь, что нет. Он твой друг, и он бы не стал злоупотреблять твоим доверием.

– Есть еще какие-нибудь признаки идентичности, кроме случайно оброненного Хасаном слова?

– Описания внешности Карагиозиса не существует. Ты был предусмотрителен.

– Вот и прекрасно. Иди и не мешай мне.

– Нет, пожалуйста.

– Хасан пытался меня убить.

– Да. Должно быть, он подумал, что легче тебя убить, чем временно убрать с дороги. Все-таки он знает тебя лучше, чем мы.

– Тогда почему он спас меня сегодня от боадила, заодно с Миштиго?

– Я бы не хотела говорить.

– Хорошо, я не спрашивал.

– Нет, я скажу. Ассагай – это было единственное, что оказалось у него под рукой. Хасан еще недостаточно им овладел. Он целился не в боадила.

– О…

– Но также и не в тебя. Эта тварь слишком уж извивалась. Он хотел убить веганца, и он просто бы сказал, что пытался спасти обоих, использовав то, что под рукой, но что произошло ужасное несчастье. К сожалению, ужасного несчастья не произошло. Он не попал в цель.

– Тогда почему он не предоставил боадилу убить веганца?

– Потому что ты уже высвободил руки и схватился с тварью. Хасан боялся, что ты сам спасешь веганца. Он боится твоих рук.

– Приятно слышать. Он что, по-прежнему будет пытаться его убить, если даже я откажусь от участия в этом?

– Боюсь, что да.

– Мне очень жаль, моя дорогая, но я не позволю.

– Ты его не остановишь. И мы его не отзовем. Пусть даже ты Карагиозис и изранен, а моя печаль по твоему поводу вышла из берегов, Хасана не остановить ни мне, ни тебе. Он Убийца. И он никогда не проигрывает.

– Равно как и я.

– Нет, ты проигрываешь. Ты только что проиграл и Редпол, и Землю, и все, что еще хоть что-то значит.

– Женщина, я держу ответ перед самим собой. Иди своей дорогой.

– Не могу.

– В чем же дело?

– Если ты этого не знаешь, тогда Карагиозис действительно недотепа и глупец, персонаж театра теней.

– Некий человек по имени Томас Карлейл[40] писал когда-то о героях и поклонении им. Еще один глупец. Он верил в существование подобных созданий. Героизм – это всего лишь вопрос обстоятельств и требований момента.

– Но идеалы входят в картину мира тоже случайно.

– Какие там идеалы? Призраки призраков, и больше ничего. Пожалуйста, не говори мне подобные вещи.

– Я должен, потому что это правда.

– Ты лжешь, Карагиозис.

– Я не лгу, а если лгу, то на пользу, девочка.

– Я достаточно стара, чтобы быть бабушкой всякому, за исключением разве что одного тебя, так что не называй меня «девочкой». Тебе известно, что мои волосы – это парик?

– Да.

– Тебе известно, что я однажды подцепила веганскую болезнь и что именно поэтому вынуждена носить парик?

– Нет. Очень сожалею. Я не знал.

– Когда я была молода, давным-давно, я работала на веганском курорте. Я была девочкой для удовольствий. Никогда не забуду, как они выдыхали из своих мерзких легких прямо в мое тело, как они касались меня своей плотью мертвецкого цвета. Я ненавижу их, Карагиозис, ненавистью, которую могут понять только такие люди, как ты, кто сам испытал великую ненависть.

– Прости меня, Диана. Прости, раз тебе до сих пор больно. Но я еще не готов действовать. Не подталкивай меня.

– Так ты Карагиозис?

– Да.

– Тогда я удовлетворена в каком-то смысле.

– Но веганец будет жить.

– Это мы посмотрим.

– Да, посмотрим. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Конрад.

И я встал, и оставил ее, и вернулся в свою палатку. В ту же ночь, позднее, она пришла ко мне. Хлопали края палатки, шелестело постельное белье, и она была здесь. И уже забыв все, что к ней относилось, – красноватый ее парик, и брови домиком, и желваки под скулами, и ее привычку проглатывать в разговоре слова и буквы, и все эти манерные жесты, и тепло тела, будто сердца звезды, и это ее странное обвинение, брошенное человеку, которым я, может, некогда был, – забыв все это, я запомню другое: что она пришла ко мне, когда я в ней нуждался, что она была тепла, нежна и что она пришла ко мне…

На следующее утро после завтрака я собрался поискать Миштиго, но он первый меня обнаружил. Я был внизу у реки, где разговаривал с людьми, отвечающими за фелюгу.

– Конрад, – мягко сказал он, – можно поговорить с вами?

Я кивнул и махнул рукой в сторону лощины.

– Пойдемте туда. Здесь я все закончил.

И мы пошли.

С минуту помолчав, он сказал:

– Знаете, в моем мире есть несколько ментальных систем, и порой они обнаруживают свои экстрасенсорные возможности.

– Да, я слышал.