Этот мир не для нежных (СИ)

– Плюхи, живущие тут, уже имеют зачатки зрения. Скорее всего, они иногда попадают на свет. А значит, где-то есть выход.

Джонг покосился на голую мордочку с торчащими энергичными антеннами усами, но приближаться не стал, и Лив поняла, что плюхов он то ли боится, то ли брезгует, но не показывает вида.

– Ладно, – сказал он. – Я понял. А сейчас мы сделаем так. Я пойду вперёд. Держись на расстоянии.

– Почему? – удивилась осмелевшая Лив, которая смогла взять в руку голого плюха целых два раза. Честно говоря, она очень гордилась этим обстоятельством.

– Потому что мы знаем, что сзади опасности нет. А куда выходит этот конец трубы, нам не ведомо. И что там может быть, мы не знаем. Или кто там поджидает.

Лив кивнула, обозначив понимание, и Джонг отправился вперёд. Его спина ещё некоторое время то попадала в её поле зрения, то скрывалась в темной дали. Наконец силуэт Джонга совсем растворился, пропал. Бредя в одиночестве по всё тому же заданному судьбой маршруту, она слабо позвала его несколько раз, но никто не откликнулся. Честно говоря, ей стало как-то очень всё равно.

– Вот сейчас лягу тут и умру, – с удовольствием сказала Лив сама себе. И тут послышался один короткий, но гулкий вскрик где-то вперёди.

– Джонг?! – завопила Лив в ответ, и, оставив на неопределённое будущее желание лечь и помереть, ринулась на этот крик, слабо удивляясь, откуда к ней пришло второе дыхание. Она бежала и бежала, пока не увидела, что труба наконец-то заканчивается и ещё немного – перед её взором вдруг появилась явная дверь. Лив протерла глаза, думая, что у неё начались галлюцинации, как у человека, который долго бродил по пустыне. С тем отличием, что умирающий в бескрайних просторах песков видит оазисы, а тот, кто долго шел по прямой замкнутой со всех сторон трубе, видит мираж в виде выхода. Кому чего не хватает, тот тем и галлюцинирует.

Но дверь была точно. Такая же скользкая и ржавая, с налётом липкой плесени, с какими-то круговыми большими замками на ней. И в ней была щель, словно Джонг минуту назад вышел и заботливо притворил её за собой.

Думать было не о чем. Девушка схватилась за один из этих металлических кругов, рванула дверь на себя...

– С рождением! – Лив словно ударом сбил с ног неожиданно яркий свет и жизнерадостный голос. Почти ничего не видя, она поднялась на четвереньки, судорожно мечась между желанием повернуть назад, к плюхам, и всё-таки сдаться на милость того, кто так жизнерадостно приветствовал её по ту сторону входа. Она застыла на месте, так и не остановившись на каком-либо решении.

– Выходи, я тебя засалил, – голос казался знакомым, только непривычные интонации в нем выбивали из колеи. – И до чего же символично ты появилась на белый свет! Из трубы, ведущей в бездну ада!

Всё так же, на четвереньках, Лив высунулась в полуоткрытую дверь. Сквозь слезы, от яркого дневного света тут же застлавшие глаза, перед ней слегка качался сначала только размытый силуэт. Чуть позже, уже немного привыкнув к освещению, Лив подняла голову и сначала не поверила сама себе.

– Удивлена? – Алексеич, водитель из управления, но совершенно непохожий на Алексеича, стоял перед ней. И всё в нём изменилось. Даже то, как прямо и непринужденно он держался, его осанка, манера говорить – ничего не напоминало пожилого суетливого дядюшку, который звал её «девонька» и развлекал всю дорогу байками о своих поездках с председателями колхозов. Он был полон сверхъестественного достоинства, хотя на голове у него был совершенно нелепый в своей несвоевременности колпак с бубенчиками, напоминающий старую шапку Деда Мороза, которую папа Лив надевал каждый Новый год.

– Узнала, девонька? – словно издеваясь, произнёс он.

– Алексеич? – прошептала Лив, потому что напрочь забыла то имя, которым он коротко назвал себя, появившись во время последней игры в карты у Леры.

Фальшивый шофер рассмеялся искренне и молодо:

– Нет, милая. Джокер я, – напомнил. – Это был мой ход. И, надо сказать, очень удачным он получился.

Джокер захохотал, дернувшись всем телом, а Лив, уже совсем привыкнув к белому свету, только сейчас заметила за его спиной двух юххи в черных плащах. Они крепко держали Джонга с суровыми и бесстрастными печатями на лицах. Страж, перехваченный тугими узлами, смотрел на Лив с невыразимой печалью, но не мог сказать ни слова. Джокер увидел, как она смотрит на бывшего рыцаря Шинга, хохотать перестал:

– Не бойся, девонька, – это опять прозвучало, словно он пародировал сам себя, – с ним ничего плохого не случится.

– Неужели? – получилось ехидно. Лив и сама не поняла, как у неё так здорово и кстати вышло. Просто вложила в эту фразу всё, что чувствовала сейчас. Если проигрывать, то красиво. Лив не будет плакать или строить из себя наивную дурочку. Есть третий путь, и она примет судьбу с достоинством.

– Этот мир не для нежных, так Оливия? – спросил Джокер почему-то мамиными словами.

Вопрос прозвучал чисто риторически, он явно не ждал от неё никакого ответа, а сразу коротко и непонятно произнёс:

– Твой ход. Последний. Смотри, не подведи.