Этот прекрасный мир

Он с явным вниманием воспринял мое антипатриотическое высказывание, поинтересовавшись, откуда я и что намереваюсь делать в Англии. Я ответил, что хочу отметить здесь Рождество, и затем в порыве откровенности осторожно спросил, не знает ли он, где найти самую дешевую гостиницу. Он объяснил, что долгое время отсутствовал и вообще не слишком хорошо знает Лондон, а в последние годы живет в Австралии. На мою беду, рядом случился стюард, и молодой человек, оборвав себя на полуслове, начал допытываться, не знает ли тот в Лондоне какой-нибудь приличный, недорогой отель. Стюард подозвал официанта и задал ему тот же самый вопрос, и тут-то подошел похожий на шпика человек и опять прислушался. По серьезности, с которой обсуждался этот вопрос, я понял, что допустил серьезную ошибку. Подобные вещи нельзя обсуждать со стюардами и официантами. Ощущая на себе подозрительные взгляды, пронизывающие меня насквозь, как рентгеновские лучи, я залпом допил пиво и, словно желая доказать, что деньги волнуют меня меньше всего, велел принести еще. Повернувшись к молодому человеку, спросил, не могу ли угостить его. Когда стюард вернулся с напитками, мы увлеченно обсуждали вельды Австралии. Стюард заикнулся было насчет гостиницы, но я прервал его, сказав, чтобы он выбросил это из головы. Это всего лишь праздное любопытство, добавил я зачем-то. Мое заявление поставило его в тупик. Несколько секунд он стоял, не зная, что делать, и неожиданно, в порыве дружеских чувств, заявил, что с удовольствием пригласит меня к себе, в собственный дом в Ньюхейвене, если я надумаю задержаться там на ночь. Я от души поблагодарил его, попросил не волноваться за меня, пояснив, что мне все равно нужно добраться до Лондона. Это совершенно не важно, повторил я. И вновь ошибся, ибо непостижимым образом это стало важным абсолютно для каждого из присутствующих.

Делать было нечего, поэтому я смиренно внимал молодому англичанину, который в Австралии, вдали от родины, вел довольно странную жизнь. Там он пас баранов и сейчас пространно рассказывал о ежедневной кастрации бедных животных, которых приходилось оприходовать чуть ли не тысячами. В этом деле главное – полная сосредоточенность. Сложность заключалась в том, что в яички барана нужно было вцепиться зубами, мгновенно отхватить их ножом и быстренько выплюнуть. Он пытался подсчитать, сколько этого добра прошло через его руки и зубы. За этой сложной арифметикой он время от времени машинально вытирал рот.

– У вас, должно быть, до сих пор во рту престраннейший вкус, – заметил я, невольно коснувшись губ руками.

– Это не так противно, как кажется, – спокойно ответил он. – Со временем ко всему привыкаешь. Правда, это совсем не противно. Сама по себе мысль куда более отвратительна, чем действие. Да разве мог я представить, покидая уютный английский дом, что мне придется отплевываться ошметками бараньих гениталий, чтобы заработать на жизнь. Ко всему на свете привыкаешь, когда припрет, даже к мерзости.

Я сидел и думал о том же. Думал о том времени, когда выжигал кустарники в апельсиновой роще в Чула-Виста. По десять часов в день под палящим солнцем носился от одного горящего куста к другому, нещадно кусаемый несметными полчищами кровожадных мух. И ради чего? Чтобы доказать самому себе, что меня ничем не проймешь? Я набросился бы на любого, кто осмелился бы косо посмотреть на меня тогда. Потом я вкалывал могильщиком – чтобы доказать себе и окружающим, что не гнушаюсь никакой работы. Гробокопатель! С томиком Ницше под мышкой или заучивая последнюю сцену «Фауста» в автобусе по пути на кладбище и с кладбища. Как верно подметил стюард, сказав, что англичане всегда держат слово.

Показался причал. Последний глоток пива, чтобы перебить невесть откуда взявшийся вкус бараньих яичек, и щедрые чаевые официанту – дабы доказать, что и американцы порой платят свои долги. Неожиданно с беспокойством обнаруживаю, что рядом никого, кроме грузного англичанина в длиннополом пальто с поясом и клетчатой кепке. В любом другом месте клетчатая кепка смотрелась бы нелепо, но у себя дома он волен делать все, что ему заблагорассудится. Меня даже восхитил его вид, такой внушительный и независимый. Может, англичане не такие уж плохие люди, задумался я.