Мне делают знак выйти из очереди. Одновременно чиновник жестом подзывает помощника и отдает ему мой паспорт. Тот скрывается за ширмой. Я стою, оцепенело наблюдая, как проходят контроль остальные пассажиры.
– Вы можете пока пройти багажный досмотр.
Его голос выводит меня из транса. Подхожу к навесу и открываю чемодан.
Поезд ждет. Он похож на упряжку лаек, готовых в любой момент сорваться с места. Паровоз пыхтит и пускает клубы пара. Наконец я возвращаюсь к стойке. Оставшиеся пассажиры торопливо теснят друг друга, спеша поскорее закончить с формальностями.
Из-за ширмы появляется долговязый, похожий на жердь таможенник с моим паспортом в руке. Его вид говорит о том, что он заранее уверен в моей неблагонадежности.
– Господин Миллер, вы американский гражданин?
– Как видите. – Да, от этого пощады не дождешься. С чувством юмора у него слабовато, если не сказать больше.
– Как давно вы живете во Франции?
– Года два, может, три. Там же написано, А в чем, собственно, дело?
– Вы ведь собирались провести в Англии несколько месяцев, так?
– Бог с вами, неделю, максимум дней десять. Но теперь…
– И вы приобрели визу сроком на год, собираясь провести здесь всего неделю?
– Я и обратный билет купил, между прочим. Могу показать.
– Обратный билет можно выбросить. – Он злобно скривился.
– Если человек идиот, то, конечно, можно. Но этот идиот не я. Послушайте, мне надоела эта тягомотина. Я переночую в Ньюхейвене и завтра же сяду на пароход. Я передумал отдыхать в Англии.
– Не стоит так торопиться, господин Миллер. Надо во всем разобраться.
В эту секунду раздался паровозный свисток. Пассажиры расселись по своим местам, и поезд тронулся. Я вдруг вспомнил о чемодане, который отправил багажом. В нем почти все мои рукописи и пишущая машинка. Хорошенькое дело! И все из-за каких-то жалких грошей, так безрассудно брошенных на стойку.
Теперь к нам присоединился низенький толстячок с непроницаемо-вежливой физиономией. Судя по его виду, он настроился хорошо провести время.
Прислушиваясь к стуку колес уходящего состава, я приготовился к самому худшему. В конце концов, когда изнасилование неизбежно, надо расслабиться и по возможности получить удовольствие. Я потребовал, чтобы мне вернули паспорт. Хотите устроить допрос с пристрастием – валяйте. Делать все равно нечего, поезд уже ушел. Прежде чем пойду разбираться с ньюхейвенским ночлегом, успеем повеселиться.
К моему изумлению, долговязый чинуша отказался вернуть мне документ. Я не на шутку разъярился и пригрозил, что обращусь к американскому консулу.
– Послушайте, вы можете подозревать меня в чем угодно, но верните паспорт, это же
– Зачем так волноваться, господин Миллер? Вы получите его перед отъездом. Но сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов… Насколько я понял, вы женаты… Ваша жена живет с вами – и… вашим другом? Или она в Америке?
– По-моему, вас это не касается. Но раз вы настаиваете, то извольте. Я уехал почти без гроша, потому что все отпускные деньги отдал жене. Мы разводимся, скоро ей возвращаться в Америку, и она сейчас сидит на мели.
– Могу я узнать, сколько вы ей отдали?
– Вы мне задали уже столько вопросов, которые не имели права задавать, так почему бы не задать еще один? Я дал ей шестьдесят фунтов. Это легко проверить. В моем портмоне наверняка завалялась квитанция обменного пункта. – Я потянулся за бумажником, чтобы подтвердить свои слова.
– Но ведь это очень глупо – отдать все жене и приехать в Англию практически без единого пенни за душой.
Я кисло улыбнулся:
– Любезный, я уже битый час пытаюсь вам объяснить, что приехал сюда не милостыню просить. Как только вы меня отпустите, я получу деньги и все будет о’кей. Мы понапрасну теряем время на разговоры, но попытайтесь меня понять. Я
– Кажется, улавливаю. Вы намерены сбежать от жены и взвалить заботу о ней на государство. А вы уверены, что она не последует за вами сюда? И как в таком случае вы будете содержать ее в Англии, если у вас нет денег?
Разговаривать с ними было все равно что биться лбом о каменную стену. Но не начинать же все сначала.
– Послушайте, меня совершенно не волнует ее дальнейшая судьба. Если она захочет, чтобы ею занималось государство, право же, это ее личное дело.
– Вы упомянули, что работаете в «Чикаго трибюн»?
– Я не говорил ничего подобного. Я сказал, что мой друг, тот, который должен прислать мне деньги, работает в этой газете.
– Значит, вы никогда не работали в ней?
– Работал, но больше не работаю. На днях меня уволили.
Он встрепенулся:
– Так, значит, в Париже вы работали в газете?
– Ну да, я так и сказал. А в чем дело? А почему вас это так заинтересовало?