Этот счастливый токсичный мир

Мне было стыдно оставлять его в бардаке, так что сперва я убрал осколки, а потом уже занялся делом. Пришлось немало повозиться, перетаскивая шланги, канистры и оборудование в ванную, но от лаборатории ее отделял только коридор, и двери находились друг напротив друга.

Ванная была небольшой, так что конструкция заняла ее почти полностью. Мне приходилось аккуратно передвигаться, чтобы ничего не сломать. Когда все было готово, я настроил таймер, разделся догола, дабы не создавать раствору лишнюю работу, и залез в ванну, предварительно заткнув пробкой слив. Механизм выдернет ее, когда я уже целиком растворюсь и жидкость будет обезврежена нейтрализатором.

Ванна была пустой, но горячей: я поставил ее на подогрев, чтобы разложение ускорилось от тепла. В воздухе витал запах мятного шампуня, как в детстве, когда тетя купала меня с пеной. Я давно принимал только быстрый душ и уже забыл этот запах. Ванна была длинная – ее делали под сто семьдесят папиных сантиметров – так что я растянулся в ней во весь рост и взглянул на небо. Его было отлично видно сквозь стекло: часть потолка на балконе второго этажа, как раз над ванной, была прозрачная. Стекла скреплял тонкий армированный каркас, и тени от металлических реек разлиновали меня на квадраты. Ветер утих, сменил направление. Тучи медленно плыли на север, безмятежные, далекие от земных забот. Было видно, как шелестят верхушки молодых тополей, которые папа посадил в честь каждого из Топольски. Его и мамино дерево уже сильно вымахали, мой же тополь был едва ли в половину их роста, но и его макушка оказалась достаточно высокой, чтобы я мог заметить ее сейчас.

– Пап, мам, простите, – сказал я устало. – Несмотря на вашу страсть к дендрологии[17], я не хочу быть деревом. Может, когда-то мои останки попадут в озеро или море, я испарюсь и стану облаком…

Дождавшись сигнала таймера, я откупорил пробирку и поднес ко рту.

Больно не будет. Ни судорог, ни пены изо рта, ни трясучки. Просто в сознании выключится свет. В этом плане удобно быть токсикологом.

Я уже собрался опрокинуть содержимое пробирки в рот, когда наверху послышался топот, и на мое голое тело упала тень. Я зажмурился.

– Это облако, просто облако…

Что-то громко бахнуло по металлическому каркасу надо мной, заставив меня распахнуть глаза.

Я испуганно взглянул наверх.

С потолка на меня смотрело черное лицо.

Я быстро зажмурился, прогоняя морок. Но когда снова взглянул наверх, лицо все еще смотрело. Скорее даже не лицо, а маска, но тут уже я не успел толком рассмотреть.

Реакция «бей или беги» в критические моменты срабатывает гораздо быстрее логики. Поэтому я поступил абсолютно иррационально для человека, который только что собирался покончить с собой: заорал, выскочил из ванны и вылетел в коридор, чудом не разрушив систему самоутилизации.

Оказавшись в прихожей, я так хлопнул дверью, что с нее слетела табличка «Внимание, токсично! Вход строго в химзащите!», оставленная для тех, кому не повезет убираться в моей ванной. Я сделал несколько глубоких вздохов и произнес:

– Это просто игра сознания, Финард… Там никого нет.

Выждав минуту, я приоткрыл дверь и глянул на потолок – и правда, никого.

Меня пробрало смехом от собственной глупости.

Пару минут я хохотал до слез, это было больше похоже на истерику.

Но тут заскрипели ступени на лестнице, заставив меня замолкнуть. Кто-то спускался со второго этажа.

«Нет, хватит с меня, хватит! Я должен покончить с этим немедленно! Я не позволю деменции забрать мой рассудок!»

Я рванул обратно в ванную, совсем забыв, что не успел перенастроить таймер. Вибрация часов на тумбе застала меня врасплох. Я уже не должен был услышать этот сигнал. Он планировался как посмертный и означал запуск системы растворения.

Комната наполнилась едким токсичным паром. Я вылетел обратно в коридор, неистово кашляя и плача навзрыд. В ближайшее время зайти в ванную будет невозможно. Пока не сработает нейтрализатор и вытяжка не проветрит весь тот ужас, что я натворил. Хорошо хоть дверь прилегала герметично, папа не зря по всему дому поставил такие. Мало ли, какая утечка могла случиться в лаборатории.

Глаза так сильно слезились, что я почти ничего не видел. Но на лестнице определенно стоял человек. Он был высокий и весь в черном.

– Финард! – позвал он меня искаженным голосом. – Финард, что с вами? Все в порядке?

– Прочь! – слабо отмахнулся я. – Вон из моей головы! Вон!

Я попятился к входной двери, споткнулся и упал. В сознании все плыло – все-таки надышался.

Финард. Интермедия

Надо мной стеклянное небо и длинное солнце. По небу скользят прямоугольные облака. Некоторые темные, как тучи. Другие – тонкие и белые. Одни с синими завихрениями внутри, другие чистые. Они становятся ярче, когда разделяются, и тускнеют, находя друг на друга. Облачные тени бегают по моим рукам и ногам. По штативу, похожему на дырявый сыр. По пробиркам с кислотами и щелочами внутри него. По разноцветной шкале водородного показателя. По лесенке из лакмусовых бумажек, каждую из которых нужно сначала окунуть в раствор, чтобы получить цвет, а потом положить сохнуть на салфетку.