Этот счастливый токсичный мир

– Прямо как блохи, – сказал гедоскет, наклонившись к окну и разглядывая людей в коричневой форме охраны и работников в ярко-красной одежде.

– Кто? – удивился я.

– Блохи, говорю. На блох похоже. Бегают все, суетятся, будто на них лекарство от блох попшикали. Я еще нигде не видал такой суеты. Уже вечер, а ты погляди, какое там столпотворение. В жизни бы не подумал, что тут столько народу! Это сколько же в мире аморальцев? Я-то считал, у нас все благополучно.

– Ну, некоторые работают здесь добровольно, чтобы получить дополнительный уровень и возможность провести пенсию на Парадисе, – вспомнил я слова Орланда. – Это для них единственный выход.

– Это как же надо отчаяться? – поразился Тю-тю. – Ну ничего! Я уже здесь, а со мной моя исцеляющая Теория пирожка!

И он решительно выпрямился, ожидая, когда нас выпустят из вагонов.

Я, в отличие от него, уже знал, что не задержусь на Промышленном, а поеду дальше, сначала вдоль берега Аморанова моря, потом через межостровной мост на Новый век, и уже оттуда я попаду в один из научно-исследовательских центров, куда меня определил Глава Совета.

Мне не терпелось приступить к работе. Я весь извелся, пытаясь предположить, на каком уровне находится проект «Антидеменция» и насколько я смогу приблизить его к завершению. Болтовня Тю-тю помогала отвлечься от нервных мыслей, и мне было немного жаль, что вскоре я снова останусь один.

Вскоре маглев затормозил, и угрюмый конвоир стал называть имена людей, которых просили пройти к выходу. Тю-тю оживился, навострил уши. Но его не назвали ни на первой станции, ни на второй, ни даже на третьей.

Люди выходили, спускались по лестницам и эскалаторам вниз, где их ждали машины и охранники, а мы с гедоскетом продолжали ехать все дальше и дальше без остановок.

– Молодой человек! – окликнул Тю-тю конвоира, цвет кожи которого почти сливался с темно-коричневой формой. – По-моему нас двоих тут забыли и везут куда-то в локомотивное депо!

– Так у вас распределение на Новый век, – отмахнулся тот, зевая. – До него отсюда еще далеко. Только утром прибудете. Но зато там экология получше. – И он вышел в тамбур.

– Экак! – удивленно крякнул Тю-тю. – А с чего вдруг такая привилегия только нам двоим? Это, наверное, потому что я уже старый, а ты – поздний ребенок? Интересно, там хоть будет, кому рассказывать мою Теорию пирожка?

Не дождавшись ответа, Тю-тю вздохнул и снова уставился в окно. Я подписал договор о неразглашении и боялся сболтнуть лишнего, поэтому молчал. Но, возможно, гедоскет был прав: стариков и поздних детей отправляли на Новый век потому, что это две самые уязвимые категории населения, для которых экология Промышленного могла стать фатальной.

Кстати, о слабом здоровье – я уже чувствовал все прелести акклиматизации: ломоту в теле, жар, головную боль. Пытаясь как-то справиться с этим, я задремал под болтовню Тю-тю, а проснулся уже на Новом веке, когда мы подъезжали к станции.

– Счастливого утра! – Гедоскет кивнул на окно, за которым виднелся разлинованный дождем серый рассвет. – Тот темнокожий парнишка сказал, что нас скоро высадят и отвезут в место назначения. Вот интересно только куда? Неужели картошку копать или собирать кукурузу? Она как раз должна была поспеть.

– Ч-чего? – не понял я спросонья.

– Да ты глянь! – Тю-тю снова кивнул в сторону окна. Он был сильно взволнован, и слова валили из него беспрестанным потоком, как слоновья паста из контейнера, в котором смешали дрожжи и теплую воду с моющим средством и перекисью водорода. – Тут же одна сплошная степь – поля, и поля, и поля кругом. Ни единого деревца! Одна сухая трава да вон горы вдалеке. И уже давно так. С тех пор как я проснулся. А все дороги какие-то красные. Я уж не знаю, из чего они сделаны, может, гравийные, а может, тут от природы такая почва. Глина, допустим. Вот скажи мне, чем можно заниматься в таком месте, кроме как где-нибудь в поле работать? – Он наконец замолчал и вздохнул, но тут же снова затараторил. – Уж лучше бы меня оставили на Промышленном. Там хоть народу полно, жизнь кипит. Там бы моя теория нашла много последователей. А тут кому я буду ее рассказывать? Картофельным жукам? Хотя и я возделанного поля ни одного не видел до сих пор. Безобразие какое-то. Если под сельское хозяйство не используют, почему деревьев не насажали? На материке каждый свободный клочок занят деревом, а тут столько бесхозной земли. А потом еще жалуются, что экология на островах плохая.

Я уже собирался ответить, что дело, должно быть, в близости заводов и их выхлопах, но за меня это сделал конвоир. Он подошел к нам и вручил ярко-красные дождевики из толстой пленки.

– Надевайте. И смотрите, чтобы в лицо ничего не попало. Дожди тут кислотные идут, вот деревья и гибнут. На севере когда-то смешанный лес был, а теперь мы его называем кладбищем скелетов. Там только стволы и остались, и ни листочка. Одни ветки во все стороны торчат, да и те обломанные. Так себе зрелище, честно вам говорю. Лучше уж степь.