Эураль, или Действуй, сказал чернокнижник

– Мы его даже не знали… – прошептал Виктор, пытаясь успокоить Андрея, чего делать совершенно не умел. Как найти подход к плачущему человеку? Одной логикой тут не отделаешься, нужно что-то и в психологии смыслить.

– Какая разница, знали-не знали… Он жизнь нам спас. И умер. Здесь теперь ходит смерть. И это из-за нас.

Виктор отшатнулся и выставил перед собой сборник судоку. Что-то во взгляде Андрея, пусть и залитом слезами, показалось ему зловещим и бесконечно темным.

Запись от 8 августа. Смерть.

У смерти множество амбассадоров.

Самаэль. Аид. Эрешкигаль. Анубис. Дама с косой.

Все они – разные язычки одного пламени.

Но всех их объединяет одно.

Их оболгали.

Наша культура построена на том, что смерть – это плохо.

При том, что все религии предвещают наступление посмертного блаженства. Разве нет в этом противоречия?

Запись от 2 сентября. Черт.

Люди не принимают решение чертыхаться.

Когда они говорят слово «черт», они этого не осознают.

Потому что за них это делает кто-то другой.

Вчера я сказал «черт» восемь раз.

Отец устроил мне выпрямление…

– Это нервы. Мы все на нервах, – сказал наконец Виктор. – Нервы – наше местожительство. Наша прописка.

О, великий Дехул-Ла, да славится твой свет, хватит уже юморить! Виктор так и не понял – и вряд ли поймет – почему Андрей поддался слезам. Не из-за смерти незнакомца, хотя и она потрясла до глубины души. Дело в том, что капитан был первым человеком, который вступился за Андрея. Еще и пожертвовал собой. А он с ним даже не познакомился.

Андрей снял со стены факел и склонился над трупом.

– Ты что делаешь? – спросил Виктор.

– Да возгорится твой Дар-Ла с новою силой, – прошептал Андрей, медленно проведя факелом над телом, – да не обнаружат тебя обитатели огненных долин Шахера, да будет звучать твоя песнь, да направит тебя Когру там, где ты сейчас. С ним я покоен. Ему моя жизнь отдана.

– Это что, ритуал какой-нибудь?

– Наверное.

– А вы, мальчики, кто? – раздался приятный женский голос у них за спиной.

* * *

На девушке были голубые джинсы с высокой талией, кеды Vans и белая свободная футболка с надписью «Я художник. Я так вижу».

Она разглядывала Андрея и Виктора с интересом, как скульптуры в музее или солнечное затмение. Труп капитана, казалось, нисколько ее не смущал, как и пыточные конструкции вдоль стен – все эти дробители колен, «груши» и железные девы. Андрей предпочел бы не перечислять в голове названия, но такая уж у него специфическая эрудиция. Пялиться на девушку, как это делал Виктор, было тупо. Андрей очень стеснялся, и предпочел водить туда-сюда взглядом, на секунду задерживаясь на ней, и на пять – на окровавленных клещах, шипах и пластинах.

– А ты кто? – сориентировался наконец Виктор, нарушив сюрреалистичную во всех отношениях мизансцену и закрыв распахнутый до сих пор рот – не то от удивления, не то от красоты незнакомки.

– Я Василиса. Только, пожалуйста, не Вася, а именно Василиса. Не люблю, когда имена коверкают, – и продекламировала:

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом

[2].

– Я Виктор. Можно Витя, Витек, Виттель.

– Виттель? Как вода?

– Ага.

– А ты? – она перевела взгляд на Андрея.

– Я Андрей, – пробормотал тот.

– Ты помнишь, как сюда попала? – спросил Виктор.

– Смешной ты! – хихикнула Василиса. – А как, по-твоему, попадают в сон?

Андрей и Виктор переглянулись. Так вот, чем обусловлено ее спокойствие!

Так-то и у них – у каждого – возникали мысли о сновидении, о грезах, о том, что все это лишь звездная пыль отключенного мозга. Но прошло столько времени, столько «щипков» от реальности, что эту версию можно было спускать в унитаз.

Но стоило ли грубо разубеждать Василису?

И вообще… Может, она все-таки права?

– Ты, наверное, имеешь в виду фазу быстрого сна? – проговорил Виктор. – Это когд…

– Я обо-жа-ю сны! – весело прервала его Василиса. – В них столько вдохновения, каждый сон – точно жизнь с новым набором эмоций. А этот – такой реалистичный, и вы, ребята, интересные… Проснусь – обязательно напишу ваши портреты.

И она продекламировала еще одно стихотворение:

Сон сочиняет лица, имена,
Мешает с былью пестрые виденья,
Как волны подо льдом, под сводом сна
Бессонное живет воображенье.

[3]

– А как засыпала – помнишь? – спросил Виктор.