Ева и головы

— Никакие оправдания не принимаются, — вымолвила она и захлопнула крышку, оставив его светлость на сегодня пребывать в абсолютной темноте.

Глава 10

Девочка не сомневалась, что плоская голова Эдгара сумела зачать и выносить простую мысль — там, где он лечит людей, лучше не заглядывать в чужие животы, даже если снова будет возможность поглядеть на торчащую из живота руку. Лучше не делать ничего такого, в чём могли бы заподозрить именно их, и навести на след невзрачной чёрной повозки красных братьев. Путники стали осторожнее. По-прежнему путешествовали узкими заброшенными тропами, но теперь подолгу разглядывали, прячась в каком-нибудь укромном месте или забираясь на холм, деревню. Считали дома, наблюдали за бегающими ребятишками, а потом пытались жестами объясниться с пасущим поблизости овец пастухом или хмурым фермером на отдалённом поле, не нужна ли кому срочная врачебная помощь и много ли народу нуждается в услугах цирюльника. После этого спускались вниз и занимались привычным делом, подправляя усы и вправляя сломанные кости (в этом Эдгар оставался верен себе: врачевал кости с былым усердием). Он скромно вопрошал, молился у всех на виду, и тихо радовался, если кто соглашался доверить его рукам своё тело. Свои мысли он теперь предпочитал хранить при себе, с риском растерять во время особенно тряского похода на холм или купания в озере, и по большей части молчал, когда девочка пыталась расспрашивать.

Если же никто особенно не нуждался в помощи, они обходили деревню стороной. Так было каждый раз, пока однажды, после врачевания в одной деревне, Эдгар не сказал: «останемся на ночь здесь». И показал туда, где в загустевшем к вечеру воздухе маячили косо сколоченные кресты. Погребальный холм.

Богатые и влиятельности в этих краях не брезговали лежать рядом с бедняками: с одинаковой снисходительной улыбкой относились они к смерти. Да и как, скажите, отличить богатого от бедного, когда все они грязные, ходят пешком, беспокоятся о погоде и носят почти одинаковую одежду, и, наконец, с одинаковой живостью обсуждают друг с другом чужаков. Разве что сосчитать принадлежащих каждому овец… но считать Ева по-прежнему умела только до одиннадцати. Как бы то ни было, девочка, с того момента как воздух империи сменился воздухом хохочущим, бесшабашно носящимся над пустошью и катающимся на верхних ветках елей, не видела ни одного склепа. На погребальном холме все лежали рядышком и будто бы гудели между собой на своём птичьем наречии под землёй.

Нельзя сказать, чтобы истинная вера цвела в этих землях буйным цветом. Неизвестно даже, можно ли назвать её истинной: это вера от Нового Рима, чуждая, незнакомая сынам и дочерям католической земли, она сглаживала верхушки храмов и так густо мешалась в этих краях с местными суевериями, что получался напиток, которому сложно было найти описание. Он пах травами и дремучими обрядами, напевами, терпким суслом оседающим на языке. У Евы кружилась голова.

Эдгар относился к здешнему взгляду на веру со сдержанным недоверием. Храм из песка был последним встреченным ими католическим храмом, и вместо того чтобы кланяться иконам в константинопольских церквях, он рисовал палочкой в пыли рядом с ними привычные острые шпили и с готовностью плюхался на колени, чувствуя себя почти как дома.

— Мы откопаем человеческое тело и посмотрим что у него внутри, — сказал великан, разуваясь и с удовольствием вставая на траву голыми ногами.

Ева поперхнулась орехом, который старательно пыталась разгрызть. Откашлявшись, попробовала поймать взгляд великана, но тот падал строго вниз, упираясь в землю.

— Нельзя больше ждать, — прибавил Эдгар, по-прежнему не смотря на девочку. — Ко мне наконец обратились… мне загадали загадку, и молчание небес теперь гроше стебля подорожника. Я должен отгадать её как можно скорее. Время истекает, страшный суд всё ближе.

Еве вспомнилось, как пальцы великана сжимали грудь кукле.

— Где-нибудь тебе снова доведётся резать живого человека.

— Это может случиться через десяток месяцев, а может, не случится никогда. Люди очень ревностно относятся к тому, что кто-то проникает в их тело. Я сам таков. Но видишь, где я оказался! Если бы ещё вчера ко мне явился кадавр из грядущего дня и сказал, что я буду сидеть на свежих могилах, в ожидании темноты, чтобы откопать труп — я бы плюнул ему в рожу. А теперь… теперь даже в рожу плюнуть некому, — Ева смотрела на великана со всё возрастающим изумлением. Он продолжал: — Разве что, вылепить собственное лицо на земле и оставить потом, как есть, чтобы добрые люди могли топтать его ногами и посылать на голову громы и молнии. Сегодня я узнал, что на северной стороне холма хоронят преступников. Я видел там днём одну новую могилу.