Ева и головы

Когда стемнело, они укрыли повозку в ближайшей рощице и перебрались на склон погребального холма, противоположного посёлку. Традиция местных жителей устраивать кладбища на холмах, уверенность, что таким образом почившие деды чуть ближе к небесам, играла сегодня на их стороне. Здесь мягкая шелковистая трава, напитанная жирами и соками мертвецов, кусты смородины со спелыми вяжуще-красными ягодами. От них на землю ложились причудливые тени, и Ева решила, будто она сама одна из этих теней. Эдгар же был облаком, что ввиду безветрия и крайней усталости решило считать сегодня ночью этот холм скалой.

Они без труда отыскали свежую могилу. Переплетённые в венки травы на ней ещё не успели завять, веточки с мелкими жёлтыми ягодами облепихи мерцали в полумраке, кислый их привкус, сам собой возникший во рту, стекал вместе со слюной в горло.

— Даже если ты скажешь, что человек, который здесь похоронен — нехристь и убийца, даже если их вера странна и похожа больше на сказки, я всё равно буду целую вечность раскаиваться в содеянном, — сердито сказал Эдгар, хотя Ева ничего такого не имела даже в мыслях. — Каждый должен иметь право на искупление. Каждый должен иметь возможность с высоты взглянуть на свои земные поступки. Поэтому держи в своей голове, что мы осквернили могилу не полуязычника и преступника, но человека.

Великан опустился на колени и принялся руками разгребать рыхлую, ещё не успевшую слежаться землю — этот звук перемежался с уханьем филина, со скрипом двух помолвленных древесных стволов ниже по склону, с непонятно откуда берущимся шуршанием травы. Ещё эти сверчки с их ночными песнями, напоминающими головную боль…. Ева видела дурные предзнаменования, взяв себе на сегодня эту роль у великана, и вертела головой, вслушиваясь в каждый звук, до тех пор, пока не заболела шея. Она пыталась помогать раскапывать могилу, но быстро выдохлась и уселась в сторонке, вертя в руках какой-то прутик, пытаясь угадать, о чём сейчас думает его светлость барон, оставшийся один среди лесных звуков. Пахло потом, душной сырой землёй, и ожидание что костяшкипальцев Эдгара вот-вот стукнутся о деревянную колоду назойливо скрипело на зубах пылью и влажным песком. Поэтому когда этот звук наконец-то раздался, мягкий, будто ствол успел уже размокнуть, Ева только с облегчением фыркнула, тут же этого устыдившись.

Утоптав с одной стороны могилы грунт, сделав тем самым пологую стенку, Эдгар спустился в яму. Земля, точно большая рыбина, задумавшая проглотить великана, обхватила его по самые плечи. Он выбирал крупные комья, отбрасывал в сторону, так, будто это неего руки, а хирургический нож, а великан проводил в теле земли какую-то операцию, из тех, которыми бередило в последнее время его сознание.

Эдгар сумел подцепить ногтями колоду с мертвецом и обнял её по-медвежьи, чтобы можно было, пятясь назад, понемногу, шаг за шагом, вытащить наверх. Великан превратился в чёрное пятно на фоне развороченной земли, бесшумно кричащей, точно барон фон Кониг, о помощи, и казалось, что прямо на глазах у Евы происходит невиданная вакханалия, великое попрание господних заповедей — будто один мертвец вытаскивает другого из могилы для мёртвой пляски.

— Эдгар…

Нет ответа. Движения рваные, ломаные такие, будто две подвешенные на ниточках куклы, обнявшись, кружатся и никак не могут решить, что им танцевать — то ли кадриль, а то ли медленный танец.

— Эдгар…

Ева поджала под себя ноги — заяц, готовый в любой момент броситься наутёк. Она звала уже в полный голос.

— Эдгар! Пойдём отсюда!

— Ох, и тяжёлый же этот покойник.

Наконец-то одна тень одолела другую — Эдгар вывернул из земли жилище мертвеца. Чтобы снять крышку, верхнюю половину бревна, потребовалось ещё одно усилие. Цирюльник закинул на плечо тело, и руки покойника бессильно свесились вдоль тела великана.

Пока они не вернулись в фургон, пока не забрезжил свет, Ева находилась как будто в другом мире. Она боялась приближаться к великану, но и опасалась слишком уж далеко отходить — тогда он превращался в многорукое существо, ползущее по ночной долине в полном соответствии с собственными представлениями о том, как меняются знакомые вещи после заката солнца.

И полностью вернулась, только когда почувствовала знакомые запахи — те, которые можно назвать запахами дома. Правда, чересчур часто этот её дом менял свои свойства, наполнялся одним, лишался другого, трясся по ухабам или находился в покое прямо посреди поля, полного ароматной рожью, так, что в гостях за один вечер умудрялась побывать целая уйма пчёл. Сейчас, например, здесь лежал покойник. Ева аккуратно обошла его, взяла из личных запасов половину овсяной лепёшки — от переживаний разыгрался аппетит — и, усевшись возле головы, принялась разглядывать тело.