Ева Луна. Истории Евы Луны

Елена спрятала учебники и ботинки под какими-то одеялами и прошмыгнула в дом. Прижимаясь к стенке и стараясь не дышать, она поднялась по лестнице. Услышав громкое радио из комнаты сеньориты Софии, она успокоилась. Дверь в комнату Берналя открылась легко. Внутри было темно, и после залитой солнцем улицы девочка сначала ничего не увидела. Но она ориентировалась по памяти, знала, где стоит мебель, помнила, где скрипят половицы и сколько шагов между дверью и кроватью. На всякий случай Елена дождалась, пока глаза привыкнут к полутьме и во мраке проступят контуры мебели. Вскоре она разглядела мужчину в постели. Он не лежал, уткнувшись лицом в подушку, как она столько раз себе представляла. Берналь спал на спине в одних трусах, не укрывшись простыней. Одну руку он вытянул вдоль тела, а другую положил на грудь. Прядь волос закрывала ему глаза. Накопившийся страх и нетерпение вдруг исчезли без следа. Сейчас Елена с чистой совестью и полным спокойствием сделает то, что должна. Ей казалось, что она уже много раз переживала этот момент. Успокаивая себя словами «ничего страшного», она приготовилась выполнить очередной ритуал, чуть отличавшийся от прежних. Медленно сняла школьную форму, но не решилась стянуть с себя хлопковые трусики. Подошла к кровати. Теперь она лучше различала Берналя. Присев на краешек кровати рядом с рукой спящего и стараясь не давить своим весом на простыню, девочка медленно склонилась над спящим, приблизив лицо к его лицу так, что ощутила жар его дыхания и сладковатый запах мужского тела. Очень осторожно девочка улеглась рядом с Берналем, вытянув сначала одну, потом другую ногу, чтобы его не разбудить. Выждав некоторое время, она отважилась робко приласкать его, положив ладонь ему на живот. Прикосновение к мужскому телу вызвало в ней волну жара. Казалось, ее сердце колоколом гремит по всему дому и вот-вот разбудит Соловья. Девочке понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Увидев, что Берналь не пошевелился, она расслабила мышцы и опустила тонкую руку мужчине на живот. Но и это не нарушило покоя спящего. Елена припомнила, что делала мать, просунула пальцы под резинку мужских трусов, потянулась губами ко рту Берналя и поцеловала его так, как много раз целовала его воображаемое отражение в зеркале. Берналь застонал во сне и одной рукой обнял девочку за талию, а другой направил ее руку куда следует. Он потянулся к ней губами, чтобы ответить на поцелуй, и пробормотал имя любовницы. Услышав имя матери, Елена не отпрянула, а, наоборот, еще крепче прижалась к мужскому телу. Берналь схватил ее за талию и потянул на себя, готовясь совершить первые любовные движения. И лишь тогда, ощутив хрупкость этого птичьего тельца на своей груди, Берналь вынырнул из ватной пелены сна и открыл глаза. Елена почувствовала, что его тело напряглось. Он схватил ее за ребра и оттолкнул с такой силой, что она свалилась на пол, но тут же вскочила и бросилась к нему в объятия. Берналь ударил ее по лицу и в ужасе выпрыгнул из постели: он только что чуть не нарушил вековое табу.

– Развратная, развратная девчонка! – закричал он.

Дверь комнаты открылась. На пороге стояла сеньорита София.

Следующие семь лет Елена провела в интернате при женском монастыре, затем три года в столичном университете, а потом стала работать в банке. Тем временем ее мать вышла замуж за своего любовника, и они вдвоем управляли пансионом до тех пор, пока не накопили на покупку домика в деревне, где они стали выращивать на продажу гвоздики и хризантемы. Соловей поместил свою афишу в золотую рамку; он больше никогда не выступал с ночными концертами, и никто по нему не тосковал. Он также никогда не ездил с женой навещать падчерицу и не задавал о ней никаких вопросов, чтобы не ворошить воспоминания, таившиеся в глубине души. Однако он часто думал о Елене. Образ девочки сохранился в его памяти: годы не стерли его. В представлении отчима Елена оставалась той сладострастной малышкой, которая страдала от любви к нему и которую он отверг. По правде говоря, с годами воспоминания о легких косточках, о детской ладошке на его животе, о языке девочки у него во рту превратились в настоящее наваждение. Обнимая отяжелевшее тело супруги, Берналь воскрешал в воображении Елену, чтобы хоть как-то оживить в себе угасающую страсть. В зрелые годы он ходил в магазин детской одежды и покупал там хлопковые трусики, чтобы с наслаждением ласкать их и себя. Потом ему становилось стыдно за эту слабость, и он предавал трусики огню или закапывал глубоко в землю в дальнем углу двора, надеясь забыть о них навсегда. Он пристрастился к прогулкам вокруг школ и парков, где наблюдал за девочками-подростками. Эти подглядывания на время возвращали его в пропасть того незабываемого четверга.