Он старался любить ее не спеша, изучая на ощупь выпуклости и впадины ее тела, разминая ее на простыне, как податливую глину, пока она не доверилась ему. И тут он безмолвно отступил. Она потянулась ему навстречу, стыдливо уткнулась лицом ему в грудь, а сама щупала, ласкала, похлопывала, облизывала его тело. Закрыв глаза, он хотел отдаться чувствам и позволил ей продолжать, но тут на него накатила тоска (или стыд?), и он ее отстранил. Они зажгли по сигарете, и сопричастность между ними исчезла. Куда-то ушло желание, что весь день притягивало их друг к другу как магнит. В постели лежали два беспомощных, беспамятных существа, плывшие в страшной пустоте невысказанных слов. Утром, когда они только познакомились, у них не было особых планов, они ни на что не претендовали. Обоим хотелось общения, немного удовольствия – и все. Но едва они остались наедине, на них напало отчаяние.
– Мы просто устали, – улыбнулась она, словно извиняясь за неловкую тишину.
Пытаясь выиграть время, он ладонями обнял лицо женщины и поцеловал ее веки. Они улеглись рядом, взявшись за руки, и заговорили о своей жизни в этой стране, где случайно пересеклись их пути. «Зеленый и щедрый край, но мы тут всегда будем чужаками». Он хотел одеться и попрощаться с женщиной до того, как настроение будет окончательно отравлено. Но женщина была так юна и уязвима, что он решил стать ей другом. Не любовником, а другом, чтобы вместе проводить часы досуга, без всяких требований и обязательств. Другом, чтобы не мучиться в одиночестве и вместе победить страх. Он не решился уйти и продолжал держать ее за руку. Теплое и мягкое чувство – сострадание к самому себе и к ней – зажгло огонь в его глазах. Ветер с улицы надул занавеску, как парус, и женщина встала, чтобы закрыть окно: она надеялась, что темнота вернет им желание объятий и близости. Но нет, мужчине был необходим квадрат уличного света, иначе он снова ощущал себя в узкой камере шириной меньше метра, без чувства времени, среди собственных экскрементов, на грани помешательства.
– Не надо задвигать занавеску, я хочу видеть тебя, – солгал он, не осмеливаясь признаться, что боится ночи, когда обостряется жажда, повязка на глазах сжимает голову, как терновый венец, и из всех углов наступают привидения. Он не мог рассказать об этом женщине, потому что, если скажешь одно, надо говорить и другое – то, о чем он никому никогда не говорил.
Она опять легла в кровать рядом с ним и ласково провела рукой по его телу, присматриваясь к темным пятнышкам на коже.
– Не беспокойся, это не заразно: это шрамы, – засмеялся он.
Женщина уловила в его голосе тревогу и насторожилась. И тут ему бы следовало сказать ей, что между ними не рождение новой любви и даже не мимолетная страсть, а просто передышка, краткий момент невинности и что скоро, когда она будет спать, он уйдет. Он должен был сказать, что у них не будет общих планов, телефонных звонков, прогулок за руку и любовных игр. Однако он не смог: слова как будто застряли у него в животе. Он понял, что идет ко дну. Надо зацепиться за реальность, приковать внимание к чему-нибудь. Вот одежда, разбросанная на стуле, вот стопка книг на полу, вот чилийский плакат на стене, за окном прохладная карибская ночь, с улицы доносится глухой шум. Он попытался сосредоточить внимание на теле женщины, лежавшей рядом с ним, думать только об этих сладко пахнущих волосах, разметавшихся по подушке. Мысленно он умолял ее помочь ему пережить эти секунды, а она села на углу кровати, скрестив ноги, как факир, и смотрела на него. Ее светлые соски и глаз ее пупка тоже смотрели на него и видели, как он дрожит, стучит зубами и стонет. Мужчина прислушался к себе и понял, что его душа рвется на части, как уже было не раз. Он скатывался в бездонную пропасть; он прекратил сопротивляться и цепляться за реальность. Он чувствовал, как ремни врезаются в щиколотки и запястья, как его бьет сильный электрический разряд, как рвутся сухожилия, слышал оскорбления, требования назвать имена, душераздирающие крики Анны, которую пытают рядом, и крики других товарищей, подвешенных за руки во дворе.
– Что с тобой? Боже мой, что с тобой? – услышал он издали голос Анны.
Нет, Анна покоится в болоте где-то на юге. Он увидел рядом с собой нагую незнакомку, которая звала его по имени, трясла за плечи, но он не мог избавиться от кошмара, где свистели кнуты и развевались знамена. Мужчина сжался в комок, пытаясь сдержать тошноту. Из его глаз полились слезы: он плакал об Анне и об остальных.
– Что с тобой? – снова спросила женщина.
– Ничего. Обними меня! – попросил он.
Женщина робко придвинулась к нему, заключила его в объятия и стала баюкать, как ребенка. Она поцеловала его в лоб и сказала:
– Плачь, плачь! – Уложив его на спину, она легла сверху.