Один-единственный раз Николас чуть не попался в ловушку правосудия, но его спасла неспособность к состраданию. Устав смотреть, как попирается закон, судья Идальго решил пренебречь нормами морали и поймать бандита на живца. Судья понимал, что ради защиты закона он идет на жестокую меру, но из двух зол выбрал меньшее. Единственной наживкой, о которой подумал судья, была Хуана Печальная, потому что у Видаля не было больше никаких родственников, и в любовных связях он не был замечен. Идальго приказал вытащить женщину из публичного дома, где в отсутствие клиентов, готовых оплачивать ее интимные услуги, Хуана зарабатывала на жизнь мытьем полов и чисткой отхожих мест. Судья приказал посадить мать Николаса в специально сооруженную клетку, установленную посреди деревенской площади, и велел оставить ей лишь кувшин воды.
– Когда у нее закончится вода, старуха начнет кричать. Тогда точно появится ее выродок, а мы с солдатами уже будем наготове и возьмем его тепленьким, – решил судья.
Слух об этом диком наказании, не применявшемся со времен поимки беглых рабов, дошел до ушей Николаса Видаля еще прежде, чем его мать допила последний глоток воды из кувшина. Бандиты видели, с каким спокойствием главарь воспринял это известие. Не сказав ни слова, он продолжал невозмутимо править нож о кожаный ремень. Вот уже много лет он не общался с матерью и не мог припомнить ни одного приятного эпизода из своего детства. Но сейчас речь шла не о сантиментах: на кону стояла его честь. «Ни один мужчина не снесет подобного оскорбления», – подумали бандиты, принявшись готовить оружие и подтягивать седла. Все ждали приказа командира направиться в расставленную ловушку и при необходимости даже пожертвовать собой. Но главарь банды не спешил.
Шли часы, и нетерпение бандитов нарастало. Они потели, переглядываясь и не решаясь высказываться. Люди продолжали ждать команды, обхватив рукоятки револьверов, поглаживая лошадиные гривы и не выпуская поводьев из рук. Наступила ночь, и во всем лагере спал только Николас Видаль. На рассвете мнения бандитов разделились: одни считали, что главарь еще бездушнее, чем они себе представляли, а другие надеялись, что у шефа в голове зреет хитрый план по вызволению матери из плена. Единственное, о чем никто не подумал, так это о том, что Николас струсил, потому что все они не раз становились свидетелями его отваги. В полдень, не в силах больше терпеть неопределенность, бандиты прямо спросили главаря, что он собирается предпринять.
– Ничего, – сказал он.
– А как же твоя мать?
– Посмотрим, у кого яйца круче: у судьи или у меня, – невозмутимо ответил Николас Видаль.
На третий день издевательств Хуана Печальная уже не умоляла о сострадании и не просила воды: у нее пересох язык и слова умирали в горле. Женщина лежала на полу клетки, свернувшись клубком, с блуждающим взором и распухшими губами, издавая животные стоны в минуты просветления и созерцая муки ада в полусне. Четыре жандарма дежурили по углам клетки, чтобы не позволить соседям принести Хуане воды. Стенания несчастной женщины раздавались по всей округе, проникали сквозь запертые оконные ставни и заносились ветром в дверные щели. Стоны прятались по углам, их подхватывали завывающие собаки. Им вторили новорожденные младенцы, и у любого человека, слышавшего эти звуки, нервы рвались в клочья. Судья не смог запретить ни шествие протестующих селян по площади, ни забастовку проституток в знак солидарности с Хуаной. Эта забастовка совпала по времени с выходными шахтеров, и в субботу на улицы вышли суровые работники приисков, желающие получить удовольствие за честно заработанные деньги, прежде чем снова спуститься в забой. Но в деревне больше не было никаких развлечений, кроме клетки на центральной площади да шепота сострадания, переходившего из уст в уста от реки до приморского шоссе. Священник возглавил делегацию прихожан, представших перед судьей Идальго, дабы напомнить ему о христианском сострадании и добиться избавления ни в чем не повинной женщины от мученической смерти. Однако судья закрылся на щеколду в своем кабинете и отказался выслушать заступников. Он делал ставку на то, что Хуана Печальная протянет еще один день и ее сын непременно угодит в ловушку. И тогда самые уважаемые граждане деревни решили прибегнуть к помощи доньи Касильды.