Ева уходит на север (СИ)

Я ринулся к марсоходу, на ходу понимая, что ничего не смогу предпринять. Мозг услужливо подбросил пару неосуществимых вариантов: разбить стекло и выломать дверь… В НАСА привыкли делать по-настоящему прочные штуки, и будь у меня под рукой даже огромная кувалда, я бы не справился с этим за то время, которое марсоход тратит на стабилизацию давления. В отчаянии я схватил с земли камень, который едва мог поднять, понимая, что через считанные мгновения меня ожидает ужасное зрелище.

Я всё ещё бежал, подняв руку, готовый нанести удар, когда глаза пришлось всё-таки открыть.

Ева сидела в марсоходе, наполненном воздухом под давлением в одну атмосферу, совершенно спокойно. Она снова смотрела на меня.

И улыбалась.

Способность мыслить ко мне вернулась не сразу. Зато когда это произошло, я тут же понял, что сделала Ева. Она показала, что может находиться в тех же условиях, что и я. Это удивительно. Я не мог в это поверить.

Да, и означало ли это желание зайти в гости? Я — «за».

___________

* — цитата из оригинального текста. Э Вейр «Марсианин». Издательство АСТ, перевод Егоровой.

** — седьмой день недели, который у евреев по сути является праздником. Здесь Марк намекает на то, что работать по субботам нельзя.

========== Глава 3 ==========

Одним словом, я не люблю сюрпризы. Зато они меня обожают.

(Макс Фрай “Болтливый Мертвец”)

СОЛ 110 (2). ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ

Это был одновременно и самый ужасный, и самый прекрасный сол из всех проведённых мной на Марсе.

Начну с позитивного. Шлюз, в который Ева была вынуждена зайти вслед за мной — гостеприимным хозяином — штука небольшая, и у моей гостьи не получилось бы отпрыгнуть или раствориться в воздухе.

И я впервые мог рассмотреть Еву так близко при совершенно нормальном освещении. Я не крупный парень, но Ева казалась просто крошечкой. Её макушка едва коснулась бы моего подбородка, вздумай она ко мне приблизиться. Пустые надежды. Не вздумает. Гораздо сильнее её внимание притягивали индикаторы состава воздуха и давления в шлюзе. Куда там до них Марку Уотни. Но, в отличие от Евы, я пялился на неё совершенно беззастенчиво.

Комбинезон, в который она была одета с самого первого сола нашего знакомства, по тону сливался с кожей её лица и рук. Он приятной окружностью едва заметного воротника обводил основание тонкой шеи. Никаких молний, ни-че-го. Интересно, как она его снимает?

Внизу костюм оказался натянут на пятки (любопытно, ей так теплее что-ли?). Зато очаровательные пальцы веером торчали наружу. Пять штук. Совсем как у земных девчонок, разве что только они показались мне немного длиннее.

Вообще, костюм облегал тело Евы как надо. Я легко мог оценить приятную округлость бёдер, тонкость талии и, о чёрт, должно быть, у неё отличные сиськи. И о чём я только думаю? Впрочем, у меня есть оправдание: Я ДАВНО НЕ ВИДЕЛ ЖЕНЩИН. НЕ РАЗГОВАРИВАЛ С НИМИ, НЕ ПРИКАСАЛСЯ. Актрисы из сериалов Льюис не в счёт.

Ева продолжала гипнотизировать индикатор давления, менявший показания. За этим увлекательным занятием она поймала между пальцами глянцевую прядь темных, тяжёлых волос и откинула её со лба, обернув вокруг аккуратной раковинки уха. Кожа у неё была дивная. Ровная, бархатистая на вид она, казалось, даже чуть светилась изнутри. И глаза: в электрическом освещении они перестали казаться бездонно-чёрными. Просто тёмные. Тёмно-карие. Почти обыкновенные.

Я совсем потерял счёт времени, пялясь на Еву, когда сигнализация оповестила о стабилизации давления в шлюзе. Жестом хозяина королевства я должен был распахнуть перед гостьей дверь и… вспомнил о запахе.

Вообще, ботаника — наука вонючая. Там, где есть растения, рядом должно быть дерьмо. Это аксиома. И неважно — человеческое оно или чье-то ещё. Главное — растениям нравится.

Но вот понравится ли такое моей гостье? Я сомневался. Очень сильно! О-о-о-очень. К тому же после экспериментов с водоотделением к запаху дерьма в модуле примешался неповторимый флёр аммиака, что вкупе составляло чудесный букет ароматов сортира для дальнобойщиков. Не буду врать, но даже я, находясь в модуле по многу часов в день, не смог привыкнуть.

Ева смотрела выжидающе. Пути к отступлению оставались закрытыми. Вот дерьмо!

Испытывая крайнее душевное смятение, я нажал кнопку. С характерным шипением ворота шлюза поползли в стороны. Я зажмурился. Мысленно сосчитал до миллиарда (жульничал), но ничего не происходило. Ева не издавала ни звука.

И тогда я открыл глаза.

Марсианское полуденное солнце, протянувшее лучи сквозь окно, освещало картофельную ботву и низкорослую девчонку, стоявшую в грядке. Она смотрела так, будто видела совершеннейшее чудо. Присев на корточки, Ева неуверенно дотронулась до листа и тут же отдёрнула руку.

Торопливо стащив шлем, я глубоко вдохнул. Вонища стояла инфернальная. С той лишь оговоркой, что пахло не серой.* Но Ева, похоже, не замечала запаха или считала его нормой. Девчонка вообще была очень занята. Снова тронув лист, она вопросительно посмотрела на меня.

— Растение, — сказал я. — Solanum tuberosum.**