Как все русские провинциальные города, Брянск отчетливо делился на две части. В центре, где жила Катька с родителями до переезда в Москву, все было похоже на московский спальный район конца шестидесятых: хрущобы, скверы, одинаковые пятиэтажные школы. Ближе к окраинам начинались старинные, деревянные купеческие улицы с двухэтажными домами, оставшимися еще от позапрошлого века, и длинными строениями времен индустриализации в стиле баракко. Катька дошла до улицы Генерала Трубникова, до пятиэтажки, в которой прожила первые семнадцать лет жизни, и не почувствовала почти ничего. Ей казалось, что она тут непременно разревется, но слез не было, и никаких чувств к этому дому тоже не было. В их квартире на втором этаже давно жили другие люди. На балконе висело и мокло под дождем чужое белье, и никто его не убирал – в Брянске царил дух кроткого упадка: трескались дороги, осыпались дома, и сопротивляться было бессмысленно. Около дома толстая некрасивая женщина в очках кричала на маленькую старуху, тоже очкастую; старуха яростно и мелко стучала палкой об асфальт, а рядом исходила визгом старая, облысевшая собака: это были соседи сверху, здравствуйте, соседи сверху. Так и выгуливаете своего пса, несмотря на дождик. Взять вас отсюда? Может быть, в дивном новом мире, на другой планете, вы полюбите друг друга наконец, мои несчастные, мои жалкие, мои прежде всего противные? Как я брезгую миром, Господи! Не моя ли брезгливость, дойдя до критической массы, погубила его наконец?!
Здесь я ходила одна, много читала, много рисовала, мучилась в школе и мечтала о большой любви, которая настигла меня наконец и теперь увозит на Альфу Козерога, как и положено большой любви. Прощайте все, мне никогда тут толком не нравилось. Я определенно родилась для того, чтобы улететь на Альфу Козерога. Прощайте, потомки каторжников, племена, приговоренные к бессрочной ссылке, – я выхожу по амнистии, мне встретился добрый эвакуатор. Я забрала бы вас всех, если бы не была столь безнадежно уверена, что вы и там себе устроите ад.
Школы Катька не любила и ничего ей не простила – потому, вероятно, что ни одна из ее школьных проблем до сих пор не исчезла, и поди теперь пойми: это в школьные годы чудесные ее научили ненавидеть себя, ждать от людей только худшего, прятать свое лучшее – или сама она с детсада, а то и с рождения была такой. Во всяком случае, школа испортила положение до полной неисправимости. Катьке сильно не повезло с классом – не во всякой роте так изобретательно и неотступно мучают человека, как мучили у них; и если взрослому коллективу довольно быстро надоедает изводить кого-то – мало ли других дел, всевозможных отвлечений, ребенок еще не в силах противиться главному соблазну: затравливанию живого существа. Если существо реагирует разнообразно – пытается хорохориться, или гордо не замечает, или отчаянно бросается на обидчика, или, наконец, жалобно рыдает, осознав свое полное бессилие, – игра приобретает дополнительную привлекательность. Приобретенный опыт оказывается бесценен для обеих сторон: мучитель безмерно изощряет чутье на потенциальную жертву и в любом коллективе немедленно выделяет ее, повышая тем самым собственный рейтинг, а страдалец понимает что-то главное про жизнь. Катьке невыносимо было слушать советские песни про школьные годы чудесные, про журавлика, кружащего над нашей школой, или про девчонку со второго этажа, или про то, из чего же сделаны наши мальчишки: песни эти напоминали ей цветы, растущие в концлагере.
Погода была самая осенняя, моросящая, в школьных окнах желтели лампы дневного света, и чахла на подоконниках та же самая герань, что и десять лет назад. Пахло мокрыми листьями, ранними невыносимыми подъемами, нервной дрожью по дороге. Катька пошла обратно. Около стадиона, на который их водили бегать во время физры, и Катька никогда не укладывалась в норматив, ей встретился человек, которого она менее всего хотела увидеть и вместе с тем именно ради этой встречи, может быть, проделала весь путь до центра. Что-то без нее было бы неполным в Катькиной решимости покинуть Землю. Под дождем выгуливала своего ребенка в коляске Катькина бывшая одноклассница Таня Колпашева.