«Неплохо, неплохо… Понимаешь, матрос, я заканчиваю диссертацию, но почерк у меня отвратительный. Машинисткам в Североморск рукопись в таком виде посылать бессмысленно. Помочи мне — перепиши!»
«У Вас ведь терминология специфическая, верно, мне незнакомая…»
«Да что там! Проникающие ранения брюшной полости. Вчера, когда тебя оперировали, слушал?»
«Слушал в пол-уха…»
«Но ведь понимал?»
«Почти всё».
«Да я тебя с терминологией быстро ознакомлю. Я здесь круглосуточно, пиши, будет непонятно — позовёшь, ещё объясню, а? Согласен?»
«Конечно, согласен!»
«Вот и славно! Так я пойду за своими бумагами, а к тебе сейчас друг твой зайдёт, поговорите…»
Двадцать дней я переписывал тетрадки майора Майера, даже рисовал «картинки» цветными карандаши, старался очень. Майор остался доволен. Выписывая меня по окончании переписывания, сказал:
«Будут трудности — позвони в госпиталь, попроси, чтобы передали мне, что ты звонил. Сам не сможешь, пусть позвонит Ефим или Юрий. Я пойму, что делать… Понял?»
«Спасибо, товарищ майор медицинской службы!»
На батарее Дзебы я уже не застал. Он два дня, как был демобилизован. Это, о Апостол Лука, была самая длинная беседа с врачом».
«Общение это дало тебе много, полагаю… — задумчиво сказал Лука. Марк и Матфи важно покивали… Обращался ли ты к Майеру ещё?»
«Да, дважды».
«Поведай. Можешь с подробностями… ты многоречив, но мы утомлены узким кругом общения…»
«Благодарю, о Апостол! Я постараюсь быть краток. Первый раз я попал в госпиталь по несчастью. Опрокинулась грузовая машина тяжело груженная брёвнами для дров. Везли их с причала на батарею. Грузившие матросы спали поверх брёвен. Подавило их… один умер сразу…»
«Был ли ты среди них?»
«Да. Я спал у самой кабины. Когда машина стала опрокидываться, не проснувшись ещё, автоматически сгруппировался. Помогло, видно, что гимнастом был. Кувыркнулся в воздухе, потом по песку, среди валунов, в зоне отлива… Вымок только и в грязи испачкался весь…»
«Не гимнастика спасла тебя, а Хранитель…»
«Я тогда и понятия о таком иметь не мог. Уцелел, значит, повезло. Даже Бога поблагодарить не умел… Отряхнувшись, вернулся к машине. Она лежала кверху колёсами. Они ещё даже крутились. Журчала вода из радиатора…и наверное, бензин, но не вспыхнуло, не взорвалось… В кабине было пусто. Водителями были Павляк и старшина Титаренко. Я стал обходить вокруг машины и увидел торчащие из-под брёвен плечи матроса и вытянутые руки, голова огромная! Я не понял сперва, в чём дело, а это изо рта у него вшел такой пенистый кровавый шар… Лица его я узнать не мог… Из-под брёвен крики и стоны слышались, а я был один! Что я мог сделать с такой тяжестью?! Потом появился Павляк. Сказал, испуганный, что бегал в тундру «до витру», и ещё спрятал под камень «права», но это — секрет! Я спросил, где старшина Титаренко. Павляк сказал, что Титаренко то и был за рулём…пока он думал, что побёг он на батарею за помощью.
«Не ранен?»
«Не, только вонища от него!»
Мы с Павляком потерянно кружили среди брёвен, уговаривали ребят потерпеть — скоро подмога будет, спасут… Подмога и правда скоро подоспела. С причала видели, как машина кувыркнулась под откос. Оттуда примчался вездеход-тягач. Чуть позже от нашей батареии прибежали офицеры: Давляк, Падецкий, Боровик, а следом — сержанты и остальной личный состав — на батарее остался один дневальный, да те, кто были в карауле. Очень быстро машину с брёвен сковырнули. Брёвнышки аккуратно стали разносить, придавленных-покалеченных оттуда извлекать… А тут и из госпиталя фургон примчался. В нём рядом с шофёром — майор Майер. Два медбрата выбрались изнутри с носилками, медсумками, грудой пакетов с бинтами. Они сразу начали работать, не теряя времени на расспросы. В самом низу на земле лежали два толстенных бревна. Между ними был зазор, сверху толстенное бревно. Так, когда сняли верхнее бревно, то увидели: лежит на животе, руки под лицом, меленький тощенький матросик. Вытащили — живой! Оказалось — спал! Так вымотался, за пол суток погрузочных работ, что и не проснулся! Везунчика звали Субочевский Казимир Анатольевич. Покалеченных увезли в госпиталь, мёртвого — на батарею, готовить к похоронам… Был он сиротою, из родни имел лишь тётку. Её вызвали. Неделю она добиралась к нам. Покойник был в пустующей казарме-клубе, весь залитый формалином. Похоронили его на крохотном кладбище рядом с госпиталем.
«так когда же ты обращался к Майеру?»