Евангелие от Иуды

– Зачем ты рассказала Джеку, что я еврей? – спросил Лео. Ее, похоже, удивил тон вопроса.

– А это что, секрет?

– Нет, не секрет. Но я сказал это тебе.

– Извини. – Она, кажется, не понимала его, не могла оценить масштаба тайны, в которую оказалась посвящена. – Извини, если я не оправдала твое доверие, но я не думала, что это настолько деликатный момент.

– Ладно, неважно.

– Извини меня, Лео. Все ведь в порядке? Я не понимала, и теперь мне очень жаль.

– Позвольте мне объявить войну, говорю я вам! – возопил Джек, обращаясь к пустым сиденьям. – Война превосходит мир, как день – ночь!

– Почему ты так разозлился? – спросила Мэделин.

– Я не злюсь.

– Злишься.

– …Война волшебна, война пробуждает, война бесстрашна и полна страсти!

– Ты просто не способен принять извинения. Боже мой, вот к таким последствиям приводит целибат!

– Целибат тут ни при чем.

– Неужели?

– Мир – это истинный паралич! – декламировал Джек. Девочки бегали вокруг него и заливались смехом. – Мир приносит больше ублюдочных жизней, чем война отбирает жизней человеческих!

– Целибат тут ни при чем, – настаивал Лео. – Абсолютно ни при чем. – И он обо всем рассказал ей, именно в тот момент, именно в том месте, пока Джек скакал по амфитеатру в Сутри, девочки восторженно визжали от отцовских кривляний, а Говард и Гемма – лишь продолжали вежливо смеяться…

Другой пикник, другая эра, другие две машины. Главная дорога к городку Сутри была заасфальтирована лишь частично, в остальных же местах – неплотно засыпана гравием. Однако здесь растут все те же зонтичные сосны, здесь находится то же кладбище (только сейчас тут народу поменьше, а электрическое освещение отсутствует), а на противоположной стороне тянется ряд все тех же этрусских гробниц. Это страна гробниц, пейзаж мертвецов. А на выступе вулканической породы в конце проспекта притулился тот же хуторок, похожий на кораблик, что готовится войти в теснину и отступает под натиском хлынувшей на него флотилии автомобилей.

«Сюда!» Машина, едущая впереди, – «альфа-ромео» с откидным верхом. Голос гида отчетливо слышен сквозь шум моторов, когда гид поворачивается и машет влево. На ветру развевается белый шелковый шарф. «Театр!» Это молодой парень, узкоплечий и смуглый, смуглее остальных, которые явно стоят выше его на социальной лестнице. Машина вихляет, дергается (хотя иного транспорта, кроме как повозки с запряженным в нее ослом, на дороге нет) и, вспахивая гравий, въезжает на площадку у обочины, возле утеса близ ворот, которые ведут туда, куда он указывал – в резной каменный амфитеатр.

«Мерседес» едет следом и останавливается возле «альфы». Пассажиры выходят наружу. На женщинах – платья в цветочек, с квадратными плечами и узкими талиями. От солнца их спасают шляпы с широкими полями, от грязи – сандалии на платформах; женщины всюду суют свой нос, точно любопытные пичуги. Трое мужчин одеты во фланелевые брюки, тонкие рубашки и белые парусиновые туфли; глядя на них, можно подумать, что они собрались сыграть в теннис или бадминтон.Главный мужчина в группе, образуя очевидный контраст, одет в костюм. Его единственная уступка полуденной жаре, безоблачно-синему небу и режущему, словно раскаленный скальпель, солнцу, – потрепанная, нелепая панама. «Как ты выносишьэту жару в такой одежде, дорогой?» – Женщина, которая произносит это с оттенком упрека, – блондинка (ее волосы закручены в толстые «колбаски», обрамляющие лицо), стройная и деловитая.

«Этот амфитеатр уникален, – объясняет юноша, подражая манере профессионального гида. – Вероятно, этрусского происхождения, он, разумеется, использовался во времена Римской империи».