— Это, извините, не подсказка, а указание, — зловеще поправил Вселенский. — Теперь о программе «Новые русские». Представляется удачной, хотя над ними будут потешаться не только в
— Так точно, ваше высокосатанинство!
— Допустим, — вздохнул Люцифер. — Эта задача комплексная, многогранная и долговременная. Это вам не танки гонять по Лимитграду в честь полувекового юбилея гитлеровского наступления на Москву. Ваш предшественник был не лишен юмора — сделал попытку создать человека без всяких потребностей, поскольку их невозможно удовлетворить. Иначе говоря, пародию на задумку кремлевской геронтологии о наиболее полном удовлетворении материальных и духовных потребностей советского человека. И что же — Степка Лапшин до сих и мается без потребностей, с запаянным горлом и задним проходом?
— Моя личная недоработка. Но мы используем его в деле создания невыносимых условий существования поэта Ивана Где-то, который был похоронен заживо. По нашим сведениям он встретился на небесах с самим Саваофом, а затем вылез из могилы. Подозреваем, что выполняет спецзадание.
— Ну и Бог с ним, с этим Иваном Где-то. Все это мелко, мой генерал. Мы же с вами договариваемся о чем? О том, что талант — несчастье, честность — порок, а вот пакость — истинная доблесть. Степку Лапшина надо перемонтировать в лимитропа — жадного, завистливого, подлого, готового на все ради достижения своей жлобской цели. Потребности у него ненасытные, в первую очередь алкогольные. Он должен быть суперактивным, заражать других своими моральными уродствами, словно валютная проститутка СПИДом. Ему должна сопутствовать видимость, особо подчеркиваю это, видимость успеха — в противном случае ему никто не будет завидовать и подражать. Желаю успеха.
Изображение Люцифера исчезло.
Великому Дедке надоело лицезреть задумчивую харю Главлукавого и он отключил канал связи.
Глава девятнадцатая
Само поразительное — Иван Где-то, спрятавшись в глубине парка имени Дзержинского, все это тоже видел. Он сидел на скамейке, потом лег на нее, поджав ноги (у рыцаря революции была настолько холодная голова, что и в парке его имени у поэта зуб на зуб не попадал). Все-таки странно вела себя природа: совсем недавно был август, а уже декабрь, снег и слякоть. Иван Петрович умудрился сгруппироваться, ужаться, чтобы расходовать минимум тепла, и даже уснуть. Тем более что скамейка стояла на чугунной решетке, из которой шло теплое, хотя и зловонное дыхание города.
Совершенно необъяснимым образом он присоединился к каналу связи Великого Дедки и от начала до конца находился с ним в модуле на Грабьлевском шоссе. Модуль-то находился не в особняке, а в самой настоящей пещере под Ворвихой. Дыра в овраге, еще и голые корни деревьев над головой свисали — вот они-то больше всего Ивана Петровича и разочаровали. Он думал, что там конец ХХ века, цивилизация, а в действительности — пещерная изначальность. Должно быть, его двойник также продрог и в поисках тепла нырнул в подвернувшуюся пещеру.