Евангелие от Ивана

Поэт принял сначала все это за сон. Удивило его, что самый старший черт в докладе самому Сатане упомянул его, Ивана Где-то. Значит, он встречался с самим Саваофом? Выполняет какое-то задание, а Степка Лапшин специализируется на создании ему всевозможных пакостей? Через Варварька?

Изображение на мгновение исчезло, а потом стало еще четче и явственнее. Он увидел себя, прогуливающегося в болотной форме среди чертей-операторов модуля. Когда тройка лохматых приволокла живьем Степку Лапшина, он даже помогал им заталкивать его в прозрачный пенал. Увидев это, самый старший нечистый раскричался, что из Степки получится жаркое — надо душу вкладывать в пенал, а ее у клиента отродясь не было.

— Забыли, что он ни Богу свечка, ни черту кочерга? — орал на них Главлукавый, выскочив из титановой стены. — Подберите ему подходящую душу в аду.

Старший смены позвонил по телефону кремлевской АТС-2 в преисподнюю и передал указание начальника. Адская обслуга, судя по всему, особо не обременяла себя добросовестным исполнением обязанностей, предлагая на выбор души, кипевшие в ближайших котлах. Старший смены включил громкую связь.

— Тута вот Сахаров Андрей Митрич, академик, — предложил какой-то истопник.

— Не академик нужен, не изобретатель водородной бомбы, — проворчал Главлукавый. — А почему он у нас, его же демократы почитают как святого?

— Мандатную комиссию архангела Гавриила еще не прошел, — объяснило начальство из преисподней.

— Пусть пока погреется у нас. Нам попроще чего-нибудь надо.

— Распутин Гришка подойдет?

— Слишком одиозная личность. Войдет в доверие к семье, будет трахать придворных баб. К тому же, мне что-то приставка у этой фамилии уж больно не нравится. Попроще надо — душа для водилы нужна.

— Для руководителя? — переспросили в аду. — Да сколько угодно. У нас начальства навалом. Стало быть, нужны кадры, которые решают все? Вчера поступила душа директора клуба — сгорела в прихватизированной и угнанной военной машине Западной группы войск. Останки еще и не хоронили — вот везунчик…

— Не рассусоливайте. Давайте сюда!

И тут же перед Главлукавым возникла фигура культпросветработника, с которого лентами струилась неостывшая смола. «Суют на выдвижение, а отмыть не смогли как следует», — подумал раздраженно Главлукавый, а поэт к своему ужасу понял, что способен читать и дьявольские мысли.

К этому времени он не спал, а сидел, покрытый инеем из-за городского дыхания города из решетки. Ущипнул, проверяя себя, кожу тыльной стороны левой ладони — болело, значит, не снилось. В парке уже рассвело, и на его дорожках появились желающие убежать от инфаркта. Пробегая мимо, они с презрением или осуждением смотрели на Ивана Петровича, принимая его за бомжа-забулдыгу. Он закрывал и открывал глаза — все равно видел репортаж с Грабьлевского шоссе.

Там душу грешника-угонщика макнули в бочку с растворителем № 666, потом, еще не совсем обсохшую, уложили на операционный стол. Сняли мерки со Степки Лапшина с помощью лазерного копира, изготовили форму, которую закрепили на консоли над операционным столом.

— А что ты считаешь лимитой? — вдруг спросил Главлукавый у старшего смены.

— Лимита всегда толкается, — в свою очередь неожиданно заявил черт с лычками на рогах.

— Как это — толкается?

— Едешь, скажем, в метро. Перед тем, как ты должен стать на эскалатор, тебя обязательно оттолкнет и обгонит какая-то лимита. В вагоне написано, что там места для пассажиров с детьми и стариков, но это неправильно. Там всегда восседает лимита. Надо так и написать: «Места для лимиты». Лимита всегда и везде прет без очереди — ей некогда, она должна объегорить ближнего своего. Одним словом — лимита. Этим все сказано.

— Интересно, — сказал и задумался предводитель нечистой силы. — Лимита — это не история прописки, а образ жизни — если так можно назвать пакостничество, воровство, обман, ложь, предательство, высокомерие и прочие наши прелести, — Главлукавый слово в слово повторил формулировку Вселенского Сатаны — чтоб не обвинили в искривлении генеральной линии?

— Ваша правда на все сто процентов! Даже на тыщу процентов! — воскликнул старший смены. — Вот тот клиент, — он рогами кивнул в сторону одного из пеналов на конвейере, — у своего родственника «мерса» увел! А почему? Потому что все, кто ездил на «Запорожцах», а это почти исключительно лимита, сейчас пересаживается на старые иномарки. Зачем иномарка нужна? Для форсу, чтобы обогнать любого, кто попадется на пути. Лимита не ведает, что такое человеческое достоинство, она полагает, что это как можно больше бабок, покруче тачка, ущемление ближнего своего по принципу: ты умри сегодня, а я — завтра.

— Но мы так и задумывали. Это как раз то, что нам надо.