Евангелие от Ивана

— Сумка с твоими будущими словами. Сгруппированные в произведения. Тебе же писать негде и некогда. Правила пользования простые: открываешь сумку, достаешь папочку в прозрачной пленочке и читаешь, допустим, название «Убожество и бездарность российских реформ». И направляешь стопы в знакомую редакцию. Или не направляешь — посылаешь по электронной почте. Если таковой там обзавелись. Здесь как бы твое откровение и твое евангелие. Если говорить начистоту, то это компьютер пятнадцатого поколения, способный материализовывать мысли и чувства людей в словесную форму. Носить с собой не надо — он супервиртуальный. Достаточно назвать пароль — и он или появляется, или исчезает.

— Это еще зачем? — ткнул пальцем в надпись Иван Петрович.

— Это и есть пароль. Только читать его надо справа налево — «Kobeer». А по-русски «Кобир».

— А пивка по утрам этот компьютер случайно не наливает? — поинтересовался поэт.

— На организацию похмелья не запрограммирован, — спокойно ответил двойник и пожелал успеха. Судя по всему, он намеревался оставить его в одиночестве.

— Послушай, — вскочил со скамейки Иван Петрович. — В конце-то концов, скажи мне: кто ты?

— Я же говорил: твоя душа. И совесть, — перед тем, как исчезнуть, двойник улыбкой приукрасил свою небольшую ложь: в действительности он являлся архангелом Иоаном, то есть Иваном, и был приставлен к нему Саваофом в качестве персонального опекуна.

Глава двадцатая

Когда пришло известие, что в известной Пуще во время застолья троица, явно не святая, развалила Советский Союз и что тут же позвонила в Сэрай, столицу заокеанской Нью Голд Орды, доложила тамошнему главарю о содеянном, со страху доложила, с надеждой на заступничество, то Декрет Висусальевич ждал, как, впрочем, вся страна и весь мир, реакцию минерально-генерального президента. И она последовала, еще более трусливая, чем компашки на троих. Ради каких-то высших, но явно шкурных, интересов отказался от власти и малейшего сопротивления, отошел в сторону.

— Теперь первой леди будешь и — ты! — объявил Грыбовик супруге за ужином и приказал Ширепшенкину с Собакером на следующий же день в шесть вечера созвать самый массовый окурултай-икувырк — так они договорились именовать высший законодательный орган нового суверенного государства, чтобы не обидеть ошарашей и не обойти ишеварнадов.

Кристина Элитовна, подавая жареных карасей в сметане, дала совет супругу: назначить Ширепшенкина председателем верхней палаты парламента — Государственного дивана, как называли ее в невероятных количествах расплодившееся знатоки истории и патриоты-националисты. Соответственно Собакеру следовало возглавить нижнюю палату, так называемый Государственный грохот.

Грыбовику совет супруги лег на душу: этих деятелей следовало рассадить по разным шесткам, иначе растерзают государство. Да и караси были хороши — Кристина Элитовна умела их готовить.

— Неплохо бы для пригляду за ними организовать что-то наподобие межанальной депутатской группы, — мечтательно произнес завтрашний верховный ошамхал.

— Так у нас и физик свой есть! Диссидент-звездочет Итак из Больших Синяков! — радостно вспомнила Кристина Элитовна чудака-учителя.

— Надо нарочным послать мандат депутата — ему. И этому, как его, деду из Малых Синяков, который всю жизнь сидел. Туда-и-Обратно — вот, — поморщился с досады Декрет Висусальевич и насупил остриженные брови — теперь он носил не космы на надбровных дугах, а ровный пробор рядом с обширной лысиной. — Посоветоваться бы с другом, академиком науки Около-Бричко, так он — большой начальник, в последних известиях из Пущи на экранах мелькал. Депутат Бундовец тоже в министры подался.

— А о тебе никто из них и не подумал! — сыпанула соль на рану Кристина Элитовна. — Всех всегда поддерживал, парил, поил, баб им подсовывал — думаешь, я не знаю? Знаю! Неблагодарные!

— Тоже можно понять — их. Там такая зверская борьба за место под солнцем. А солнце ближе — там. Нам же Бобдзедун сказал: берите суверенитета стока, скока можем проглотить. Зачем? Чтоб отвязались, не путались наверху у них под ногами. Вот завтра и попробуем заглотнуть.

— Не подавимся? — засомневалась Кристинам Элитовна. — Между нами говоря, у тебя авторитет лишь волосатый. Боятся твоей волосатой руки. А для главы государства любовь народная нужна. Не помешает и культ личности, пусть даже ма-а-аленький культик. Тебя все должны считать отцом возрождающейся нации.