Этот врач – я так его буду называть, хотя не факт, что он был именно врачом, – повернулся и пошел к контейнерному боксу внутри ангара. Я поплелся следом.
Вы представьте себе это: огромный, совершенно пустой ангар, ни пылинки, ни какой-нибудь завалявшейся гайки, только шланги с проводами от стены к стене, и два ма-а-аленьких, два просто нелепых человечка, как тараканы по обеденному столу. И каждый шаг – как будто ты ногу вбиваешь в вечность и твоя подошва навсегда останется на циферблате. Каждый рубчик, стесанные пятки, каждая деталь. И все это уже не спрятать, эти следы останутся и после того, как тебя не станет, всех, кого ты знаешь, тоже не будет, города сотрутся о небо, а следы останутся. До этого пластикового бокса идти-то было метров тридцать. Но мы все шли и шли. И как будто кто-то огромный и абсолютно, идеально, совершенно равнодушный смотрел на нас сверху, и ему было глубоко плевать на нас, просто в этом стерильном ангаре больше не на что было смотреть. И он мог бы нас прихлопнуть, как тех самых тараканов, но уж больно не хотелось пачкать нашими мозгами и кровью такой чистый стол.
Мы подошли к боксу, врач открыл пластиковую дверь пластиковой карточкой и отошел. Пропустил меня вперед.
Я понятия не имею, почему он не спросил у меня документов, или какого-то подтверждения личности, или что там положено спрашивать в такой ситуации. Но я догадываюсь. Поломал тут голову, и вот что мне кажется. Этот «старичок» просто не мог представить себе, что в их ангаре вдруг окажется кто-то чужой. Это было просто невозможно. Это нарушало на хрен всю их логику. Да и мою, если уж совсем честно.