Евангелие от обезьяны (СИ)

Скорее всего, будь я в своем уме, я бы никогда и не попал сюда. Все, что я знаю, все, о чем догадываюсь, все, что мне говорили, писали, пели, – просто вопиет в пользу того, что такому парню, как я, делать в ангаре было нечего, он не просто не смог бы туда попасть, он не смог бы подобраться даже на достаточное расстояние, чтобы издали этот ангар рассмотреть. И если вы спросите, как же, черт побери, тебя туда занесло, живого, невредимого, не прожаренного током, не нашпигованного крупнокалиберными пулями, не разнесенного на молекулы противопехотными минами, я вам отвечу – понятия не имею. Это невозможно. Но я могу предположить, что пока мой бедный мозг бродил по своим персональным коридорам, отключились какие-то приобретенные системные ограничители. Я был в тот момент… неразумен, действовал неосознанно, и потому просто прошел. Вот и все объяснение. Просто прошел, понимаете? Потому что их мир не защищен от тех, кто просто проходит. Он защищен от тех, кто пробирается, кто прячется, кто замышляет, атакует, проявляет агрессию, бомбит, наблюдает через оптику космических спутников, строит коварные планы, освободительные идеологии, носит белые ленточки, пишет манифесты, и так далее, и тому подобное. А я всего этого не делал. Может быть, я вообще шел по воде и в метре от земли, откуда мне знать? Но уверен – во всем, что бы там ни произошло, пока я был в этой бродячей зомби-отключке, не было ничего разумного. И вот к этому, видимо, они оказались не готовы. Их алгоритмы, сложнейшие, продуманные величайшими умами, не предусмотрели такой вероятности. Вот и все, братья и сестры, вот и все. И именно по этой причине молодой старичок в белом халате не спросил моих документов. Потому что сам факт того, что я находился на территории ангара, уже говорил ему лучше всяких документов – это кто-то из своих.

И первые подозрения о том, что это может оказаться не совсем так, у него возникли только в тот момент, когда меня начало неудержимо рвать на его халат. Потому что именно тогда…

Первый раз в жизни я молился богу в двадцатидвухлетнем возрасте. Я не был крещен при рождении, потому что сделан я в СССР – прямо как персонаж той песни, под которую отплясывали в Зомбаланде одурманенные жертвы эксперимента по насильственному созданию новой нации. В СССР люди редко крестили детей. До самых девяностых, когда под натиском веяний времени бонзы решили, что религия и социализм не противоречат друг другу. Поэтому я – тоже под натиском новых веяний – окрестился без помощи родителей в восемнадцать лет. Особо ни в какого Христа, конечно же, не веруя.

То была прекрасная, незабываемая молитва. И хотя я тогда еще слабо представлял, кому именно она адресована, я буду помнить ее всегда.

Где-то на экваторе нашей парижской эпопеи меня депортировали из Франции за нарушение срока действия въездной визы. Я попался по глупости на мелкой краже из винного магазина на рю де Риволи. Паспорт с давно истекшим шенгеном был при мне; выдворили меня оперативно, не прошло и суток.