Евангелие от обезьяны (СИ)

По-моему, на пороге Марат заявил, что собирается звать милицию. И что если я не возражаю, он скажет, что это он обнаружил тело… Я не возражаю. Мне без разницы.

У подъезда я вижу потрепанную, видавшую виду «Тойоту-Терсел» цвета старых костей. Никаких пулевых отверстий ни на одном из ее крыльев нет. Надо быть экстрасенсом, чтобы в письменах Бара отличить вымысел от правды. Куда уж там, коль скоро он и сам не умел провести между ними границу.

Время «Ч» я, конечно же, проспал. Ненадолго – всего-то минут на десять (а в общей сложности был отключен, получается, пятнадцать). Роюсь по карманам, выуживаю свою родную сим-карту. Шифроваться мне больше не от кого.

Ничего, парень.

Ты жил ведь как-то до вчерашнего утра, правда? Чем-то дышал, на что-то надеялся и во что-то верил. Вот, точно так же ты будешь жить и дальше. Как будто всего этого бреда банально не было.

Эти долбанные двое суток просто должны стать очередной вещью, которую ты вычеркнешь из своей жизни жирным сраным маркером, чувак. Тебе не привыкать. Просто забудь. И да, еще: не вздумай ныть. Соберись, тряпка. Так говорил лет пять назад какой-то комик в несмешном юмористическом шоу.

Да, жил… До вчерашнего утра. Надеялся и верил – а что мне еще было делать. Но одно дело – вообще не давать собаке кость, и совсем другое – дать и отобрать, едва позволив распробовать. А ведь человек – не собака. Человеку больнее. Да и жизнь пятилетнего ребенка – ни разу не мозговая косточка…

Хочется остановиться и расползтись прямо здесь, на этом асфальте, на все четыре стороны кучкой подтаявшего мороженного. Впитаться во все щели, испариться и раствориться. Налипнуть на чьи-нибудь подошвы и навсегда смешаться с пылью.

Знаешь, друг… А ты ведь жесток.

Ты ведь, мать твою, просто нереально жестокий ублюдок.

***

Когда я наконец нашариваю симку и вставляю ее в телефон вместо студенческой, я уже четко понимаю, что скажу Вере. Я не скажу ей ровным счетом ничего.

Я совру, что не нашел Азимовича и продолжаю поиски.

Умолчу о том, что знаю о ее договоре с Пороковым. Притворюсь, что не в курсе, кто подложил под меня Лину и кто работал сиделкой у Шайхутдинова. Не спрошу, почему она от меня это скрывала и откуда была в курсе дел Порокова с Линой – хотя не без оснований подозреваю, что она с ним спала, что этот жалкий мачо ее тупо склеил, как сучку, у меня за спиной на том самом корпоративе. Не стану предъявлять ни одной из тех мириад претензий, хороших и разных, которые имею полное и законное право ей предъявить.

Потому что одно дело – потерять соломинку самому, и совсем иное – отобрать ее у другого человека. Даже если этот человек только что вытер о вас ноги, мокнул в дерьмо и смыл в канализацию, как использованный тампакс.

Какой бы тварью ни была Вера, она мать моего ребенка, и я не собираюсь делить с ней знание, способное ее убить.

То знание, которое помешает ей рвать свою хитрую задницу за пусть не очень вероятное, но все еще будущее моего Стаса. Я буду единственным носителем этого знания ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы о нем раструбили СМИ. А если онисты, в лучших своих традициях, решат и вовсе не извещать СМИ, – значит, Вера так ни о чем и не узнает. Можно даже сказать, что именно на это я и надеюсь.

«Твой псих подрубил разъем, выяснил, что теоретически может случиться после второго пришествия, вышел в город, купил газету, убил между делом троих, а потом вернулся домой, создал совершенный фотошоп и это самое второе пришествие банально сымитировал. А я потерял разум и был одержим настолько, что находил Тайные Знаки во всем подряд, вплоть до горячечного бормотания пьяного алкоголика, ассоциативно ввернувшего в свой бред давно забытый прикол при виде столь же забытого бывшего товарища. Я, пытаясь найти божий дар в яичнице, придумывал подобным вещам смысл и шел за ним безоглядно и зачарованно, точно крыса за тем парнем из Гаммельна, – а вслед за мной шел весь мир, вся долбанная система, которой так же сорвало голову. Потому что разъем в последний раз сработал и твой безумец создал шедевр, на целых два дня превратив реальность в свой роман, понимаешь? Это его «Евангелие» – он вписал туда меня, тебя, вообще всех. Хуан Минь рисует по планете, но Бар, со всеми его фобиями, теориями заговора и маниями преследования, переплюнул и самого Хуана Миня. Он создал креатив еще наглее, еще круче. Он написал всем нам реальность, дорогая. Так, как разработчики компьютерных игр пишут программы для героев какого-нибудь Heroes of Might & Magic. И я, ты, Стас, весь мир – мы просто стали на время персонажами «Евангелия от Обезьяны». На целых два дня. А теперь книжка закончилась, и герои снова должны крутиться сами…»

Вы хотите, чтобы я этосказал жене, сидящей у постели тяжело больного сына? Ну да, сейчас. Извините.

А когда я набрал ее номер, из моей ясной головы исчезли даже эти мысли. Потому что она плакала так, как никогда на моей памяти. И потому что из ее рыданий я понял только одно:

– Пожалуйста, приходи. Консилиум. Пожалуйста, приходи как можно быстрее.