Евангелие отца

Седые волосы, очки без оправы, руки со сцепленными пальцами перед собой, внимательный, слегка настороженный, изучающий взгляд, чуть склоненная вперед голова и просто уйма благородства в молчаливой паузе на несколько минут – все выдавало в нем или священника, или вышедшего на пенсию когда-то успешного оперного артиста.

- Ну что, мой дорогой, Вы готовы? - Более глупого вопроса после нескольких минут молчания трудно придумать. Он подошел к креслу и сел напротив меня.

- К чему? – Я совершенно ни к чему не был готов. Я был готов только к тому, чтобы убраться отсюда поскорее.

- Вам предстоит небольшое путешествие. – Его голос был тих и нежен, как голос девушки, которая уже готова сказать тебе окончательное "да", но ее все еще терзают некоторые сомнения по поводу твоего банковского счета. Она смотрит на твою реакцию и хочет проникнуть в самые глубины твоей любви – ей хочется этого, как хочется матросу, чтобы на дне этой бутылки осталась еще капля гаванского темного рома. Она хочет понять, насколько глубока твоя преданность и как далеко ты можешь зайти в своем желании до того, как она разденется.

…Многие думают, что совершенно неважны мелкие, но очень важные вещи. Это глупость, которая часто приводит людей к катастрофе. Действительно, совершенно неважно какая у человека шляпа, какие ботинки и какая ручка, но говорить, что не имеет значение, какой у человека кошелек? Это верх безрассудства. Это дорога в пропасть, милые дамы! Кошелек – вот основа основ. Если новенький, дорогой, кожаный и маленький – это повод призадуматься. Он его бережет, и у него нет наличных денег с собой. Значит ли это, что он бедный? Нет. Хотя, конечно, чем меньше доходов — тем дороже вещи и тем бережнее человечек к ним относится. Но еще это означает, что все его финансы под контролем и он скорее согласен платить проценты по карте, чем потерять на улице даже один цент. Он – трус и жадина, дамы! Прочь от него! Нам с вами нужен человек с большим дерматиновым кошельком. Нам нужны шуршащие наличные! Мы не побирушки какие-нибудь — большим купюрам большой кошелек! Да! Мы готовы в ущерб имиджу брать внутренним содержанием. А что взять с чужой кредитной карты кроме судебного иска? Но вернемся к делу! Он не боится его потерять и у него, конечно, водятся денежки, плотные пачки денежек, которые он засовывает своими потными пальчиками, утрамбовывая, в свой противный кошелек, похожий на потертые поддельные носки "Адидас". Ну, даже, если придется и потерпеть от этих потных толстых пальчиков, когда они полезут не туда…. Что с того? К чему это я?... Священник…. Какой священник? Ну, да — возвращаюсь. К моменту моего возвращения священник уже удобно устроился напротив меня и настолько расслабился, поверив в то, что я это я, что достал из нагрудного кармана пиджака расческу и несколько раз аккуратно провел ей по седым волосам. (Можно на секунду еще отскочу в сторону? Кстати, он не очень и похож на священника – скорее, хочет быть на него похожим).

Вот если есть вещи, которые меня пугают с детства, так это большого размера расчески с огромными зубьями, как у лошадей (которые никакие не добрые животные, а самые настоящие лошади) и еще отвратительные черные ботинки священников. Такие блеклые, тяжелые, на толстой подошве, из грубой кожи. Зачем приличному священнику при его батистовом платочке в заднем кармане мятых серых брюк ботинки капрала? (Я видел! Он платочком слезу прелестной прихожанке чуть не утер. Достал и спохватился — быстро спрятал. Наверное, пожалел платочек). Словом, почему слуга Господа должен нажимать на педали своего нового «Мерседеса» плохими ботинками? Не понимаю. (Я возвращаюсь.)

- Не готов. Совершенно не готов я ни к чему, чего я не знаю или не понимаю. А что за путешествие? Я вроде уже того…только приехал?

- Скоро Вы все поймете. Ну, или почувствуете на себе. Словом, давайте по порядку: Вы знаете историю жизни Иисуса Христа?

- И Вы туда же! В пределах общепринятой программы обучения, а что? Что-то новое появилось? Мне же сказали тут... вот (я показал пальцем на рыцаря) этот господин пугал мне пару часов назад моей неудачной родословной.

- Не такая уж она неудачная, как Вы думаете. Есть еще более печальные истории, и, кажется, в одну из них Вы попали. Вернее, мы все попали.

- Вы меня обвиняете в чем-то? Вы сами придумали какие-то невероятные страсти по Иуде. Именно вы вытащили меня из моего дома, запихнули в самолет, привезли в самую неожиданную для меня страну, отняли у меня семью, которой, конечно, у меня и нет, но все-таки она могла быть в перспективе. Вы подбрасываете дурацкие письма от покойного дяди. - Я увидел его нетерпеливый жест, но не хотел останавливаться. Накипело. Достали. Ну, и напугали, понятное дело. Не хотел останавливаться, но остановился. Священник смотрел на меня, как на покойника: то ли с сожалением и сочувствием о потере усопшим земных удовольствий, то ли с облегчением, что одним неверующим меньше, то ли с надеждой, что за время отпевания томатный суп, со слегка растопленными на сковородке кусочками пармезана, не остынет окончательно.