Евангелие страданий

И если нетерпение чувства пожелает изобразить ему это приобретение, он знает, что это обман; ведь оно хочет обойтись без терпения, тогда как это приобретение и есть терпение. Если нетерпение познания пожелает обеспечить ему это приобретение и даже обеспечить его во всем его многообразии, он знает, что это обман; ведь оно хочет упразднить терпение, тогда как душу возможно приобрести лишь в терпении, и терпение – не нечто многообразное, но нечто простое и единое. Если побуждение желает взять это приобретение силой, он знает, что это обман, потому что оно и терпение хочет взять силой. Если минувшее желает напугать его своими кошмарами, а грядущее – ожиданием страшного, если и весь мир хочет смутить его своими угрозами, если время, служа миру, грозит сделать мучение долгим и тяготу безмерной, или если время не угрожает так, но лукаво дает ему понять, что оно не смежает глаз и тогда, когда он спит, – он знает, что это обман: не угрозы и не то, что эти угрозы могут стать действительностью, но обманом является стремление выставить терпение чем-то лишним и побудить человека, если он хоть как-то приступил к деланию терпения, думать, будто он взялся за непосильное, и раскаиваться в этом; обманом является стремление отдельно от терпения представить ему приобретение души, каковая обретается в терпении, когда все в мире берет свое вплоть до последнего кодранта[233].

Но не спросить ли нам: «Не изобразил ли уже кто-нибудь верно эту борьбу?» – как если бы всякое такое изображение не было несовершенно и как если бы оно не было всегда чем-то иным, чем приобретение, стяжевание? Как если бы оно не подстрекало говорящего нетерпеливо живописать страдания, а слушающего – нетерпеливо слушать и нетерпеливо жаждать новых речей, независимо от того, находит ли он услышанное искусно сказанным, – за что говорящий должен был бы воздать ему благодарность, если только это не было проявлением совершенной бездумности слушающего, – или же находит его сказанным слишком просто, и говорящему не за что его благодарить? Но ведь тот, кто полагает, будто многообразное и многое поможет ему приобрести душу, совершенно таков же, как тот, кто полагает, будто простое затормозит его, – тогда как лишь простое помогает в этом. И разве все изображенное не является чем-то таким, что мир и время могут взять себе, не будучи в силах взять терпение и то, что в терпении приобретается, ведь и в мгновение смерти человек в терпении приобретает свою душу для вечного, если он в терпении встречает смерть!

Беседы разных лет

Полевая лилия и птица небесная [234]

Три благочестивые беседы

Предисловие

Эта небольшая книга (обстоятельства выхода которой в свет напоминают мне о моих первых «Двух назидательных беседах» (1843), вышедших сразу после «Или – или»[235], и отдельно о первом предисловии к ним) пробудит, надеюсь, те же воспоминания и «в том единственном, кого я с радостью и благодарностью называю моим читателем»: «незаметно явившись на свет, эта книга страстно желает оставаться и впредь неприметной – как маленький цветок, укрывшийся в огромном лесу». Об этом напомнят ему обстоятельства, при которых книга выходит в свет; и также, надеюсь, он вспомнит Предисловие к «Двум назидательным беседам» (1844): к беседам, «предложенным правой рукою», – в противоположность тому, что под псевдонимом предлагалось и предлагается левой.

5 мая[236]1849 г.

С. К.

Молитва

Отец наш небесный! Помоги нам научиться понимать то, о чем едва ли услышишь среди людей – особенно же в толпе; то, что, узнав где-то в другом месте, так легко среди людей забывают: понимать, что значит быть человеком и сколь благочестиво – искать им быть! Позволь и помоги нам научиться этому – а если мы забыли это, то вновь научиться этому – у лилии и птицы: научиться не сразу и в полноте, но хотя бы отчасти, учась мало-помалу; позволь нам в этот раз научиться у лилии и птицы молчанию, послушанию, радости!

Евангелие 15-го воскресенья после Троицы[237]