Евангелие страданий

То, что здесь подчеркивается словом: «приобретайте», – еще настойчивее подчеркивается прибавленным к нему словом: «в терпении», – так что вместе взятые эти слова суть словно бы образ такого приобретения, как предваряющего себя самое так же, как первое из этих слов идет вперед второго, и все выражение целиком есть повторение. Здесь дело идет не о том, чтобы нечто завоевывать, что-то преследовать и захватывать, но о том, чтобы становиться все более и более мирным, поскольку то, что надлежит приобрести, внутри тебя, и это приходится приобретать, покуда ты сам пребываешь вовне себя самого; поскольку то, что надлежит приобретать, есть в терпении и не спрятано в нем так, что тот, кто словно бы терпеливо обрывал лепестки терпения, находил бы его в самой сердцевине, но так, что это само терпение и есть – терпение, в каковом душа терпеливо внутренне спрядается, приобретая терпение и саму себя.

Так что если ты желаешь положить начало этому приобретению, нужно, чтобы ты имел терпение начать с того, чтобы поистине признать в себе, что это дело терпения. Если ты приступишь к этому как-то иначе, ты никогда не сумеешь это приобретение совершить, ведь в отличие от приобретения земных вещей, ради которого ты долгое время можешь оставаться без прибыли, здесь ты заведомо оказываешься в убытке, – по крайней мере, с видимой стороны. Поэтому положить начало этому приобретению можно только в терпении, тогда как вещи, возбуждающие нетерпение и подстрекающие интерес, сами напрашиваются быть приобретенными. Что же тогда выигрывает при этом человек? Он обретает свою душу как она есть. Но кажется ведь, что она и так есть у него с самого начала. Дело, однако, идет здесь не о том, чтобы что-то прибавить к душе, но о том, чтобы нечто от нее отъять – нечто, чем она видимым образом владеет.

Но нет ли иного способа завладеть своей душой? Нельзя ли как-то выхватить ее у той силы, которая незаконно ею владеет? Но посредством чего могла бы сделать это душа, если не посредством самой себя? Но покуда она хочет завладеть собой, она собой не владеет; да и сила, у которой она хочет себя вырвать, сильнее ее, раз эта сила сумела овладеть душой. Что же всегда служит оружием тому, кто слабее? Терпение. Но не должен ли он для того, чтобы иметь терпение, уже владеть своей душой? Вовсе нет; ведь терпение возникает при таком приобретении, при котором он не становится, как можно было бы подумать, все сильнее и сильнее по мере своего усилия, но становится видимым образом все слабее и слабее. Именно из того, что мир незаконно завладел его душой, следует, наряду с тем, что мир сильнее его, и то, что ему приходится становиться все слабее и слабее по отношению к жизни мира. Если душа не была бы отличием от жизни мира, ее невозможно было бы приобретать; покуда же она принадлежит миру, ее приобретение не может иметь никакой иной предпосылки, нежели эта, ничего не говорящая: терпение, – каковое не просто есть, но становится.

В терпении примиряется душа со всеми ее владельцами: с жизнью мира – так, что, страдая, приобретает себя от нее; с Богом – так, что, страдая, принимает себя от Него; с самой собой – так, что она сама хранит то, чем воздает и миру, и Богу, и никто не может у нее это отнять: хранит терпение. Силой душа ничего не может добиться, ведь ею владеет иная сила. Если бы душа могла быть неким иным образом свободна, она не была бы самопротиворечием в противоречии между внешним и внутренним, временным и вечным. Это самопротиворечие выражает здесь себя в том, что душа сильнее мира благодаря своей слабости, и что она слабее Бога благодаря своей крепости, и что она ничего не может приобрести – меньшим она может обманываться – кроме самой себя, и саму себя она может приобрести, лишь теряя.

«Но что тогда такое душа человека?» Если ты спрашиваешь так в нетерпении кого-то другого, ты едва ли найдешь ответ, и ты на ложном пути, пусть даже он и кажется верным. Ведь разве не является проявлением нетерпения, когда некто спешит разъяснить всем другим, что есть душа, а кто-то нетерпеливо ждет этого разъяснения, – так что слушающий нетерпеливо подгоняет разъяснение говорящего, а затем вновь становится нетерпелив, поскольку оно не кажется ему достаточным? И разве не должен ты так и остаться в нетерпении, разве не в порядке вещей, и не счастье, что это в порядке вещей, что говорящий своими речами не сделает для тебя невозможным приобрести свою душу в терпении? И разве не следовало бы тебе с нетерпением отнестись к тому, что ты столь нетерпелив, и потрудиться над тем, чтобы, вкусив от плода нетерпения, научиться желанию положить начало с терпением.

Знать, что такое душа человека, что значит душа, – это нечто очень далекое от того, чтобы начать приобретать свою душу в терпении, и такое знание показывает свое отличие от приобретения души тем, что оно вырастает на почве нетерпения. И даже если такое знание и может что-то значить, оно нередко обманывает человека точно так же, как это делает мир, так что человек думает владеть знанием, тогда как, напротив, его знание владеет им.