Но оказалось, что самый страшный враг находится не снаружи, а внутри братства. Оказалось, что среди вот этой самой семьи учителей – людей развитых, считавших себя интеллигенцией братства, – появились индивидуальности, которых стали не устраивать братские порядки. Они стали мутить воду, говорить, что в братстве слишком много молитв, что какой-то средневековый колорит у братства, что семья Неплюевых занимает в братстве слишком большое положение, и поэтому братство является как бы карманным у Неплюева, который является и хозяином, и благотворителем. А главное, плохо то, что всё в братстве распределяется поровну, что совершенно несправедливо: в миру педагоги получают гораздо больше, чем прачки, а у нас всё совершенно одинаково. Это несправедливо, надо каждую семью в хозяйственном смысле изолировать, пусть она имеет свой счёт, получает свои доходы.
Неплюев предложил этим людям письменно изложить своё мнение и зачитать его на собрании братства. Это было проделано, и, в общем-то, заявления сохранились. Они произвели и на самого Неплюева, и на всех братчиков ужасно удручающее впечатление: точнее, на Неплюева удручающее, а на всех братчиков – соблазнительное. Особых возражений не последовало, и тогда Неплюев решил, что пусть соберутся все недовольные семьи и проведут отдельное собрание без братской Думы, без Неплюева. И пусть там они договорятся, как следует поступить, и сделают ясные предложения. Такие собрания были проведены, причём в течение нескольких дней. Неплюев пишет, что для него это были дни кошмара. Он, в общем, передумал очень много и уже хотел всё бросить, потому что видел, что, оказывается, люди не поняли самую главную идею братства. Причём эти диссиденты организовали прямо целую оранжевую революцию. В братстве были люди, которые до этого братство необычайно хвалили. Один из них был поэтом, который писал восторженные оды про братство и издал за счёт братства две книги. Другой из них был личным секретарём Неплюева.
После того как Неплюев прочитал предложения того многодневного собрания, он всё-таки решился переломить ситуацию, и на следующем общем собрании выступил сам. До этого он молчал. Он думал, что братство само эту заразу переборет. Но не тут-то было. Пришлось ему произнести пламенную речь, которая изменила ситуацию. И, в конце концов, большинство братьев стало на его сторону, а эти диссиденты ушли из братства, примерно пять-шесть человек. После некоторые просились обратно, но Дума их уже приняла как приёмных и дала им год испытательного срока, от которого они тут же отказались.
Как это всё расценивать? Неплюев создавал общество любви, он выстраивал с помощью школ, с помощью братства самое настоящее общество любви, состоящее из христиан, объединённых братской любовью. А тут он увидел, что в этом братстве имеются люди, для которых собственное Я, собственный эгоизм гораздо важнее. Остальные ещё не укреплены в любви настолько, что могут этому наглому эгоизму противостоять. Для него это был большой удар. Но после того как диссиденты ушли, дело пошло на лад. И постепенно духовная жизнь братства стала выправляться, и более ничего подобного в братстве не было.
Теперь расскажу про братское хозяйство. В конце концов Неплюев передал братству большую часть своего состояния, земли, мастерские, заводы. И в результате этого братство получило мощный капитал, который оценивался в 2 миллиона тогдашних рублей. Благодаря этому смогло развиваться своё хозяйство, причём с прибылью. После этого братство каждый год, причём по нарастающей, получало ощутимую прибыль. Хозяйство, как я уже говорил, велось по всем современным канонам земледелия. Десятилетний севооборот, который был разработан киевским профессором Слёзкиным, неуклонно соблюдался. А потому урожайность на братских полях была в три-четыре раза выше, чем на полях окрестных крестьян. Урожай пшеницы – восемнадцать центнеров с гектара. Такой урожай на тех же полях был достигнут только в советское время, и только в 1972 году.